— Ее брови хмурятся, когда она замечает исчезающие рубцы на моих ладонях.
— Он тебя ударил? - Спрашивает Наталья.
Я киваю в ответ. — Да, по-видимому, здесь это стандартная практика.
Наталья кивает.
— Так и есть, но Бирн обычно не тот, кто применяет телесные наказания. Это Ниткин.
Я вздыхаю.
— Отлично, значит, ко мне особое отношение.
— Она хмурит брови. — Это немного странно. Почему он тебя ударил?
— Потому что он мудак, - бормочу я.
В этот момент в класс заходит директор Бирн.
Наталья тихо хихикает.
— Расскажи мне об этом позже.
Она открывает свою книгу на странице восемьдесят пять, где, должно быть, они находятся на этом уроке. Эта глава называется "Судебная экспертиза".
Дрожь пробегает по позвоночнику, когда я понимаю, что на этих занятиях студенты учатся уклоняться от закона, оставаться по ту сторону его, не попадаясь на глаза.
Директор Бирн не смотрит на меня. Несмотря на это, я чувствую, как пылают мои щеки в его присутствии, вспоминая о том, как я с ним разговаривала. Я не знаю, что на меня нашло, но это случается всякий раз, когда я с ним. Желание противостоять его авторитету и раздражать его.
То, как он прикасался ко мне, было ничем иным, как эротикой, даже если это было линейкой. Ни один учитель не должен так обращаться с учеником, но это не похоже на обычную школу.
Он поворачивается и пишет на доске.
"Убийство".
— Кто-нибудь может мне сказать, как избежать обвинения в убийстве?
Рука Натальи взлетает вверх.
— Наталья, - говорит он.
Она делает глубокий вдох.
— Самое главное - убедиться, что вы не оставили следов ДНК на месте преступления.
— Именно. - Он хлопает в ладоши, когда его взгляд останавливается на мне. — Ева, как мы можем это гарантировать?
Я хмурю брови.
— Извините, сэр, я новичок в этом деле, поэтому не совсем уверена.
— Тебе следовало наверстать упущенное, пока ты находилась в больнице. - Его ноздри раздуваются. — И как я просил тебя называть меня?
Я тяжело сглатываю.
— Я предположила, что это было на уроке дисциплины.
— Ты предположила неверно. - Он складывает свои огромные мускулистые руки на груди. — Я ожидаю, что всё, чему ты научишься на дисциплине, ты перенесешь на все наши совместные занятия.
Я киваю в ответ.
— Хорошо.
Его глаза сужаются.
— Хорошо, что?
Наталья ерзает рядом со мной, как будто ей неудобно за меня.
— Хорошо, Оак, - выдавливаю я, впиваясь ногтями в саднящие ладони.
Многие перешептываются, когда я обращаюсь к нашему учителю по имени, но этот засранец ухмыляется.
— Хорошо, а теперь, Наталья, скажи мне ответ.
Наталья бросает на меня извиняющийся взгляд, прежде чем произнести:
— Всегда надевай перчатки, бахилы и, в идеале, что-нибудь на волосы, чтобы не оставить их на месте происшествия.
Оак кивает.
— Правильно. - Его пронзительный взгляд на мгновение встречается с моим.
Я смотрю на него, и ненависть закипает во мне. Этот мужчина - долбаный мудак. Может, он и красив, но он прогнил до глубины души. Нет такого мира, в котором его избиение было бы необходимым, но он все равно это сделал.
Больной сукин сын.
Я сжимаю бедра вместе, когда он отводит взгляд.
Самое отвратительное то, что его наказание сделало меня чертовски мокрой. На короткий, безумный миг я захотела, чтобы он стянул с меня стринги, засунул в меня свой член и лишил меня девственности. Это все, о чем я могла думать, и даже сейчас, два часа спустя, я все еще отчаянно нуждаюсь в освобождении.
У меня осталось еще одно занятие, а потом я собираюсь исчезнуть в своей комнате, чтобы принять очень долгий горячий душ.