— Бармен! Еще один бурбон, пожалуйста!
Она возвращается и снова наполняет мой бокал, не бросая на меня укоризненного взгляда за то, что я заказала три напитка за пару минут, благослови ее Боже. Когда она уходит, мы с Джеймсом снова погружаемся в молчание, но на этот раз он смотрит на мой профиль, и мне хочется, чтобы у меня было чем обмахиваться.
Когда я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он мягко упрекает: — Давай. Ты можешь это сделать. Обещаю, что не буду кусаться.
— Конечно. Все кусачие так говорят.
— Правда? Ты знаешь много кусачих?
— О, да. Честно говоря, я как магнит для кусачих.
— Как интересно. Ты работаешь в питомнике?
— Хуже. — В издательском бизнесе, где пираньи уступают по численности только акулам.
— Если я угадаю, кем ты работаешь, ты посмотришь на меня?
— Никогда не угадаешь. Но продолжай.
— Ты писательница.
Я так быстро кручу головой, чтобы посмотреть на него, что удивляюсь, как моя шея не сломалась.
— Ну вот, — говорит он, улыбаясь мне в глаза.
Господи, да, это я, все десять тысяч градусов меня. Мои вены начали проводить огонь. — Как ты узнал, что я писательница?
— Я слышал, как Эдмонд познакомил тебя с Джиджи.
— Слышал? Ты был в другом конце комнаты. Разговаривал с другими людьми.
— Да, но я обратил внимание на тебя, ты выглядела так, будто попала на седьмой круг ада, в этом платье, которое едва не довело меня до сердечного приступа.
Кстати, о сердечных приступах, у меня сейчас один. Я не могу придумать, что сказать, поэтому просто смотрю в безграничную синюю глубину его глаз и надеюсь, что он не видит дым, который поднимается из моей кожи.
После долгого, невыносимого мгновения он бормочет: — Скажи мне, что я не единственный, кто стоит здесь и чувствует себя так, будто только что воткнул палец в розетку.
Я едва слышно говорю: — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он медленно выдыхает, его челюсть работает, его взгляд прикипел ко мне с такой силой, что он мог бы поднять меня и прижать к стене.
— Если ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, я оставлю. Я не хочу тебе мешать...
— Ты мне не мешаешь, — выпалила я. — Ты волнуешь меня.
Когда он увлажняет губы, я чуть не падаю. К счастью, Эдмонд прибывает, чтобы спасти меня.
— Моя дорогая! Ты познакомилась с Джеймсом! Прекрасно, прекрасно!
Я не знаю, почему он так взволнован, но он практически летает от новости, что мы с Джеймсом уже знакомы. Возможно, он чувствует все мои невидимые линии разлома и считает, что голубоглазый жеребец, который так популярен среди женщин, поможет их укрепить.
Говорю вам, одинокие женщины определенного возраста заставляют мужчин нервничать.
— Да, мы встречались, — говорит Джеймс. — На самом деле, это не впервые.
— О? — Эдмонд навострил уши. Он с открытым любопытством оглядывается между нами, а Джеймс продолжает пристально смотреть на меня, и на его губах играет едва заметная улыбка.
Пора допивать мой напиток.
— Да. Я видел ее вчера в кафе Blanc и попросил разрешения нарисовать ее портрет.
Эдмонд низко и взволнованно вздыхает. Он поворачивается ко мне, прижав руки к груди, будто в молитве. — О, ты должна позировать для него, моя дорогая. Ты должна. Джеймс - потрясающий художник. Просто невероятный. Это большая честь, когда тебя просят посидеть для него. Это большая честь, безусловно.
Его привычка повторять свои слова с большим ударением во второй раз действительно начинает действовать мне на нервы. Но, наверное, я сама виновата в этом, потому что я неловко призналась, что Джеймс мне не мешал, а наоборот, он меня волновал, поэтому мне не на что опираться.
Я предлагаю Эдмонду прижатую улыбку. — Я уверена, что он может найти гораздо более интересную тему, чем я.