Как только я появляюсь, все разговоры прекращаются. Три пары глаз расширяются. Несколько резких замечаний вертятся у меня на кончике языка, но я проглатываю их. Никто не увидит ваше превосходство, если вы опуститесь до их уровня. Оскорбления говорят больше о говорящем, чем о предполагаемом адресате.
Я проношусь мимо трех удивленных женщин и выхожу в коридор, не сказав ни слова и не споткнувшись. Вместо того чтобы сразу направиться к своему столику, я задерживаюсь у бара, останавливаясь примерно в пяти метрах от того места, где он стоит. Один из одетых в черное барменов тут же подбегает ко мне.
— Джин-мартини, пожалуйста, — заказываю я.
— Сию минуту, мисс, — отвечает он.
Он поворачивается и сразу же принимается за приготовление моего напитка, показывая, что работает здесь достаточно долго, чтобы понять, что посетители «Пруф» не терпят, когда их заставляют ждать. Я смотрю, как приглушенные огоньки мерцают на рядах цветных бутылок за стойкой, пока другой бармен плавно отмеряет порцию водки.
— Эллсворт.
Мой желудок ухает, как будто пол провалился подо мной, как только я слышу глубокий, уверенный голос. Я сосредотачиваюсь на всем, до чего могу дотронуться: на твердой поверхности, на которой лежит моя рука, на прикосновении к пяткам, на брызгах и запахе налитого алкоголя. Даже не оглядываясь, сразу понимаю, кто стоит рядом со мной.
— Кенсингтон, — я наклоняю голову вправо, чтобы оценить его, сохраняя свою непринужденную позу.
До сегодняшнего вечера я в последний раз видела его на праздничной вечеринке у Вальдорфов четыре месяца назад. Крю выглядит так же, за исключением того, что он одет в темно-синие брюки и белую рубашку с закатанными рукавами вместо стандартного смокинга. Он выглядит так, словно пришел сюда прямо из офиса.
Если есть что-то, что я уважаю в Крю Кенсингтоне, так это его трудовая этика. Для человека, которому всю жизнь все подавали на блюдце, он, похоже, самостоятельно справляется с управлением «Кенсингтон Кансалдид». Хотя и с вызывающей ухмылкой, но все же. Его отец, Артур Кенсингтон, ценит успех выше кумовства. Он не стал бы готовить команду для будущего генерального директора, если бы у него не было всего необходимого, чтобы преуспеть в этой роли.
Я смотрю мимо него, туда, где он стоял раньше.
— Итак, кто сегодняшняя счастливица? Рыжая или блондинка?
Его голубые глаза оценивают меня, когда он небрежно ставит локоть на лакированную деревянную столешницу бара, повторяя мою расслабленную позу. Крю крутит в руках стакан с чем-то, что пахнет как бурбон, прежде чем ответить.
— Или и та, и другая.
— Слишком много мнишь о себе.
Левый уголок его рта приподнимается с намеком на веселье, когда бармен ставит передо мной свежий мартини.
— Спасибо, — говорю я ему.
Крю смотрит мне в глаза, когда лезет в карман. В его руке появляется стодолларовая купюра, которую он проводит по гладкой поверхности.
— Сдачу оставь себе.
— Спасибо, сэр, — бармен быстро уходит, не желая давать Крю шанс передумать. Даже в таком высококлассном заведении, как это, это возмутительные чаевые. Люди с радостью отказываются от любой суммы, которую с них берут за спиртное по завышенной цене. Чаевые, превышающие обязательные двадцать процентов для обслуживающего персонала, обычно совсем другая история.
Я ничего не говорю. Если он пытается произвести на меня впечатление, деньги — неправильный способ сделать это. Я не знаю, что он пытается сделать. Он подошел ко мне, почти подтвердив результат разговора наших отцов на прошлой неделе.
Крю внимательно наблюдает за мной, когда я поднимаю свой бокал и делаю глоток. Высокий, плаксивый голос прерывает наше молчаливое состязание в гляделки.
— Крю, ты сказал, что скоро вернешься.
Он ведет себя так, словно ничего не слышал. Я выдерживаю его взгляд еще несколько секунд, затем смотрю на женщину, которая подошла к нам. Рыжеволосая, которая висела на нем раньше, приподняла одно бедро и приклеила на лицо улыбку. Ни то, ни другое полностью не маскирует исходящее от нее раздражение — предположительно, из-за его решения оставить ее и вместо этого подойти ко мне.
Я смакую еще один глоток своего мартини, прежде чем признать ее нежелательное присутствие.
— Невежливо перебивать.
Рыжая бросает на меня презрительный взгляд.
— А ты кто такая?
— Невеста Крю, — эти два слова слетают с моего языка, как будто я уже произносила их раньше, хотя я этого не делала. Они все еще звучат странно.
Эти слова быстро затыкает ей рот, особенно когда Крю не отрицает их. Он просто продолжает наблюдать за мной, нечитаемые эмоции кружатся в лазурных глубинах, когда он игнорирует ее.
Рыжая отходит в сторону.
— Счастлива? — Крю растягивает слова.
— На самом деле разочарована. Я надеялась, что она даст тебе пощечину.