Олег поднялся с постели, сел и сделал серьезное лицо.
— Ты уже взрослая, так что настало время нам поговорить о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.
Так и знала, что без его грязных шуточек не обойтись.
— Почему все думают, что я обязательно должна переспать с Костей?
После стука в стену последовал громкий возглас Ани:
— Потому что он — красавчик!
***
За окном иллюминатора не было ничего интересного — непроглядная ночь, заснуть никак не получалось.
Я повернулась к сидящему рядом Косте и, положив под щеку ладони, как подушку, наблюдала за ним. Он все это время неустанно работал за ноутбуком. Не знаю, вел ли он бестолковые переписки в соцсетях или был поглощен деталями своего кинематографического творения.
— Костя? — хотела спросить об этом, но музыкант, не отрываясь от экрана, молча поднял вверх указательный палец. Я замолчала, но парень не собирался ничего объяснять, продолжая стучать по клавиатуре.
— Когда он так увлечен, его лучше не трогать, — зашептал Иван с соседнего кресла, чуть наклонившись ко мне. — С ним все равно бесполезно говорить в такие моменты, он ничего не слышит и полностью уходит в себя.
Я скользнула по Косте взглядом — он действительно не обращал на меня никакого внимания.
— И часто с ним такое? — повернулась обратно к Ване.
— Постоянно, — откинулся в кресле парень, натягивая на голову наушники.
Мне открывались новые грани в Косте. Интересно, что еще я узнаю о нем за эти выходные?
Спустя несколько часов полета я проснулась, даже не помня, как отключилась. В салоне был приглушен свет, и все пассажиры спали. Подсвечивалось место у иллюминатора в хвосте самолета. В проходе то и дело возникала рука, вращающая между пальцев карандаш или что-то на него похожее. Я посмотрела поверх спинок кресел, встав коленями на свое: Костя закинул ноги на откидной столик и смотрел в черноту иллюминатора. Что он мог там разглядеть сейчас? Одной рукой он играл с карандашом, другой держал небольшой блокнот, которым постукивал о колени какой-то ритм. Иногда он замирал и принимался что-то записывать. Долго писал, потом нещадно зачеркивал и снова возвращался к прежнему занятию. Вспомнив совет Вани, я не стала докучать музыканту вопросами и, найдя более-менее удобное положение, снова заснула.
Я потянулась в уже надоевшем кресле и из любопытства выглянула в проход. Постоянно маячившей руки больше не было, поэтому я снова забралась с ногами на кресло, но Костю все равно не видела. Прошлась до его места и застала того спящим. Ноги так и остались лежать на столике, а головой Костя привалился к иллюминатору, предварительно подложив подушку. Почему во сне все выглядят такими милыми и беззащитными?
Мое внимание привлек тот самый блокнот на коленях музыканта. Осторожно вытащила его из-под руки парня. Листая страницы, находила бесконечные нотные записи и текст, записанный в столбцы. Некоторые слова были обведены несметное количество раз, другие зачеркнуты чуть ли не до дыр. Все это сопровождалось странными пометками на полях: вопросительные знаки; крестики, так же как и слова, жирно обведенные; даже наткнулась на пару смайликов. А последняя запись заставила меня улыбнуться. Словно влюбленный школьник, Костя своим красивым почерком аккуратно вывел мое имя. И почему люди от любви глупеют?
Устроившись в свободном кресле напротив, я начала выводить тонкие линии на белоснежной бумаге, которые со временем приняли очертания спящего Кости. Он начал ворочаться, пробуждаясь, и я усердней заработала, чтобы успеть запечатлеть все детали.
— Что ты делаешь? — хриплым голосом поинтересовался музыкант, заметив меня.
— Рисую, — спокойно ответила, не отрывая взгляд от бумаги. В отличие от Кости, я могла делать несколько дел одновременно. Конечно, не Юлий Цезарь, но все же.
— Ты умеешь рисовать? — задал парень глупый вопрос, но я списала это на то, что он еще был полусонным.
— Если ты не забыл, — говорила, не отрывала ни взгляд, ни руки от блокнота, — я архитектор и должна уметь изобразить то, что планирую построить.
— Я думал, — потер глаза, — это все уже делают на компьютере.