Прошагав так несколько кварталов, я настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала рядом с собой клаксон машины и резкий свист тормозов. Лишь когда водительская дверь резко распахнулась, и из нее выскочил злой как сто чертей Антон Петрович, я остановилась.
- Где ты витаешь, черт возьми? - рычит он и хватает меня за руку.
Я в таком замешательстве от его напора, что не сразу соображаю, что нужно дать отпор.
- Антон Петрович, что вы делаете? - вместо ответа пыхчу я, пытаясь выдернуть руку из его цепких пальцев.
Он грозно сдвигает брови и возвышается надо мной как скала, явно с целью запугать. Возможно, я бы и испугалась, но этот человек видел меня голой и пальцем не тронул, так чего уж там.
- Почему ты не сказала, что уходишь? - все еще угрюмый, но уже не такой злой спрашивает он.
- А должна была?
- Да, ты мой ассистент!
- Вы поэтому так разозлились?
- Я не злюсь.
- Ну конечно.
Мы стоим и пререкаемся посреди улицы, а его машина с открытой дверью и работающим мотором припаркована почти на тротуаре.
Он делает глубокий вдох, потом выдох и уже мягче, но не менее требовательней, командует:
- Сядь в машину, Калерия.
Почему-то я безропотно подчиняюсь и, обежав машину, сажусь на переднее сиденье. Как только за мной закрывается дверь, Антон Петрович садится на водительское место, молча наклоняется ко мне и, потянув за ремень безопасности, пристегивает одним щелчком. У меня буквально отвисает челюсть, и, пока он медленно возвращается в исходное положение, я зачем-то делаю глубокий вдох носом и пропускаю через свои рецепторы запах его кожи.
- Ага, вижу, память начинает возвращаться, — весело произносит он и выруливает на проезжую часть.
Молчу, но в голове проскальзывают какие-то воспоминания, которые я никак не могу закрепить в сознании. Какие-то мелькающие картинки, словно рой пчел, — жужжат, но не складываются в единый пазл.
- Куда мы едем? - наконец стряхнув наваждение, спрашиваю этого знакомого незнакомца.
- Домой.
- Что? - даже на сиденье подпрыгиваю от неожиданности.
- Я везу тебя домой. Почему ты вообще идешь одна по улице? - снова злится он.
«Больной что ли? Какое твое дело вообще?» — хочется закричать мне, но беру себя в руки и спокойно объясняю:
- Люблю ходить пешком. Тем более, я не так далеко живу.
- Калерия…
- Я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лерой, — отчеканиваю, беспардонно перебивая его.
Этот несносный человек снова улыбается и парирует:
- А я бы предпочел, чтобы ты называла меня Антоном.
Фыркаю и, сложив руки на груди, с вызовом смотрю на него.
- Вы мой начальник.
- Мы целовались, я видел тебя голой и даже мыл, — смеется он. — Ты прижималась ко мне своей восхитительной маленькой грудью, цитировала Бродского и называла Давидом.
Краснею так, что кажется, еще секунда, и вспыхнут мои волосы. Господи, распутная девка, что ты там вытворяла?
- Давидом Микеланджело?
- Угу.
- О Боже, — шепчу с тоской и закрываю лицо руками.
Калерия Калимерис, ты идиотка! Нет, с другой стороны, Антон - видный мужчина, мужественный, статный. Благородный, если учесть, что мог воспользоваться моим невменяемым состоянием, но вместо этого помог. У него выразительный взгляд, симпатичное, я бы даже сказала, красивое лицо, но сравнивать его с Давидом — это уму непостижимо.
Когда я впервые увидела статую Давида во всей красе, то заявила родителям, что хочу за него замуж. Мне было пять! Папа сокрушался и закрывал мне глаза, а мама сказала, что если я приложу усилия, то всегда добьюсь того, чего хочу. И что однажды я обязательно встречу своего «Давида», пойму, что это именно он, и никогда не отпущу. Возможно, в моей жизни еще не разу не было серьезных отношений именно по этой причине. Никто никогда не вызывал у меня таких эмоций, чтобы сравнивать его с Давидом. И на тебе! В баре, под кайфом, я нашла свой идеал! Идиотка!
- Так что там с Давидом? - слышу заинтересованный голос.