Наконец, Антон вздрогнул и застонал, Алиса зашевелилась, а я начала тихонько выбираться из нашего сплоченного трио.
- Кто бы это ни был, ему конец, - прохрипел Антон и, выпустив ножки Алисы из рук, тоже начал подниматься.
Мы встали и посмотрели на друг друга. Я с одной стороны кровати, Антон - с другой. Картина маслом «Утром так хочется спать, что не хочется жить». Лохматые, помятые, невыспавшиеся. Словно это мы молодые родители, а не те ненормальныеили явно сходящие с ума люди, что сейчас долбятся к нам в дверь.
- Это Романовские, - шепчу, все еще держа один глаз закрытым.
- Пришли за своим ангелочком, - хмыкает Антон и широко зевает. - Может себе оставим? - вдруг спрашивает он и ухмыляется.
«Какой же он все-таки красивый», - умиляюсь про себя и улыбаюсь в ответ. Потом мы дружно поворачиваемся и смотрим на Алису. Малышка тоже начинает просыпаться. Она садится на попу и трет маленькими кулачками глазки. Прелесть!
- Нееет, - вдруг выдаем одновременно и не сговариваясь начинаем собирать вещи Алисы.
Пока я засовываю ее игрушки и одежду в сумку, которую нам выдала Лиза, Антон поднимает Алису на руки и звонко чмокает в щечку. Девчушка довольно улыбается и что-то лепечет на своем — инопланетянском.
- Сейчас отдадим ребенка и сразу в душ пойдем. Вместе! - говорит Антон, пока мы втроем идем к дверям.
- Поддерживаю ваше предложение, Антон Петрович.
- Умница моя, - довольно шепчет Антон и подмигивает.
Трель звонка прекращается, как только мы подходим к двери и открываем замок. Дверь распахивается, и на нас смотрят две пары ошеломленных глаз. Представляю даже, как мы выглядим со стороны. Антон в мятой футболке и домашних брюках, лохматый, сонный, с вмятинами на щеке от памперса. Я в футболке Антона, со стогом сена на голове вместо прически, и маленькая принцесса в одном памперсе. Мы хмуро смотрим на них и молчим, а Романовские смотрят на нас с комичным ужасом во взглядеи тоже молчат. Затем Макс поднимает руку с телефоном и делает снимок нашего лохматого трио. Происходит щелчок, вспышка камеры, и мы все отмираем.
- Я смотрю, курс молодых родителей сдан успешно, можно теперь и за своим, - смеется Максим над нами, а я молча протягиваю ему сумку с вещами их ребенка.
- Лерочка, Антон, спасибо вам большое, вы так нас выручили. И простите, что так получилось. Больше ни за что не оставлю ребенка. Чуть с ума не сошла, - тараторит Лиза и целует нас в щеки по очереди.
Наконец, Антон передает Алису в руки родителям и начинает закрывать дверь перед их носами.
- Тоха, может еще на денек возьмете, а то я жену два дня не видел, - ржет Романовский вдогонку.
- Макс, иди в жо... - рычит Яров, но я быстро закрываю дверь.
Стоим в прихожей напротив друг друга, смотрим глаза в глаза. Легкие одновременные движения навстречу, и я оказываюсь в крепких объятиях. Не то чтобы мы в данный момент хотели секса. Нет. Но чувство незавершенности вчерашней ночи и ощущение, что наконец мы остались вдвоем, наполняет тело теплом и трепетом. Обнимаю Ярова и прижимаюсь сильней. Он довольно выдыхает, целует меня в темечко и опускает руки на мой зад.
Ммм, кажется я начинаю просыпаться. И не только я, судя по тому, как натягиваются брюки Антона в районе паха. Мужчина целует меня в щеку, опускается к шее, проводит губами по ключице. «Кажется, утро все-таки будет добрым», - думается мне, и я просовываю ладошки под футболку Антона, прижимаясь ими к голой плоти. Поднимаю футболку выше и прикасаюсь губами к горячей груди. Мышцы от моих касаний сокращаются, и Яров тихонько шипит. Воодушевляюсь его реакцией и прихватываю зубами за сосок. Антон стонет, а я лижу языком его кожу и царапаю ногтями. В ушах начинает шуметь кровь, все звуки ощущаются, словно через вату, в голове - звон. Мне уже хорошо, а мы еще даже до основного блюда не дошли. И этот звон. Он все настырней и настырней. И… Звон?
«Вата» из ушей выпадает, и я, оторвавшись от груди Антона, поворачиваю голову в сторону дверей. Яров шипит через зубы, вцепляется мне в зад руками, и судорожно выдыхает.
- Нет, нет, нет, - словно молитву произносит мой мужчина и с тоской во взгляде тоже смотрит на дверь.
- Яр, я знаю, что ты дома, - слышим грозный рык, а потом смех и явное довольство, - Тоха, открывай.
- Твою мать, Семен, - стонет Антон.
Он с мукой грешника, изгнанного из рая, смотрит на меня и тяжело выдыхает. Вдох — выдох, вдох — выдох. Глаза моего Давида наливаются кровью, и он начинает орать на закрытую дверь: