Стоило ли говорить ей об этом, нужно ли рисковать? Мог ли я потерять ее навсегда?
Я не мог быть уверен, пока не разберусь во всем сам.
Музыка закончилась, и занавес опустился, когда толпа вскочила на ноги в рёве аплодисментов. Лили всё ещё плакала, улыбалась и плакала, как солнышко после дождя. Мы аплодировали, пока актеры не вышли на сцену и не ушли снова, а в зале не зажегся свет. Лили всё ещё сияла, когда снова взяла меня за руку, и мы последовали за толпой из театра.
У меня не было слов. Ничего такого, что я мог бы сказать вслух.
Сначала она была тихой, всё ещё не оправившись от представления, когда мы медленно пробирались к выходу позади толпы, я рукой накрыл её там, где она обвилась вокруг моего бицепса, когда Лили наклонилась ко мне. Только когда мы вышли в прохладную ночь, она обрела дар речи. А потом разговор не прекращался, пока мы рассказывали о том, что видели вместе, о моментах, которые поразили нас в спектакле. Лили снова заплакала в такси, рассказав о финале и прижав руку к груди, длинными пальцами сжав мой носовой платок. Это было прекрасно. Она была прекрасна.
Прогулка до дома по-прежнему проходила в тишине, единственным звуком на лестнице были наши гулкие шаги, пока мы не добрались до её двери.
— Я не могу дождаться, когда сниму эти туфли, — сказала она со смехом, пока рылась в своей сумочке. — Каблуки примерно в миллион раз хуже, чем пуанты. О, боже мой. Мне так жаль. Должно быть, я выпила слишком много вина.
Я уронил руку, когда выпрямился, удручённый, а ладони внезапно стали влажными. Я попытался улыбнуться, несмотря на боль в груди.
— Скорее всего. Отоспись, Чудо-ножки.
Она вытащила ключи и улыбнулась.
— Ты тоже. Спасибо. Это было… это было потрясающе, как всегда.
Я сунул руки в карманы, крепко сжав кулаки.
— Так и было. Увидимся, Лил.
Лили открыла свою дверь и оглянулась на меня через плечо. Всё, чего я хотел, это остановить её, прижать к двери и целовать до тех пор, пока у неё не перехватит дыхание.
— Спокойной ночи, Уэст.
Я наблюдал, как закрывалась дверь, увеличив расстояние между нами, которое мгновенно заполнилось моими мыслями, проносящимися в ушах громче, чем в течение всей ночи. Я оторвал ноги от земли и подошёл к своей двери, завозился с ключами, но всё же отпер свою тёмную квартиру и мысленно вошёл куда угодно, только не туда, где сейчас находился.
Я даже не видел Патрика, сидевшего на диване, пока он не заговорил.
— С тобой всё в порядке?
Я подскочил от испуга.
— Господи Иисусе. Что ты делаешь, сидя в темноте, как чёртов серийный убийца?
— Читаю. — Он поднял свой телефон.
Я потер лицо и потянулся к выключателю, включив свет, прежде чем прошёл в гостиную.
Патрик посмотрел на меня тёмными глазами.
— Что случилось?
— Не знаю. — Я повернулся, снова обошёл комнату и провёл пальцами по волосам.
— Это плохо?
Я ослабил галстук.
— Да. Что бы это ни было, это определённо плохо.
Он скрестил руки на груди, пока я размышлял, с чего начать. Затем повернулся и еще раз обошёл комнату.
— Итак, — подсказал он, — ты пошёл к Лили, чтобы забрать её, а потом…
— … А потом мы уехали. И ничего не изменилось, но всё было по-другому. Она… Я…
Патрик казался удивлённым и при этом над чем-то потешался.
— Ты потерял дар речи.
Я покачал головой и сел на диван, положив локти на колени, запустив пальцы в волосы и уставившись на свои оксфорды. Был только один способ объяснить это.
— Кажется, я влюблён в неё.
Он кивнул и просто сказал:
— Я тоже так думаю.
Я посмотрел на него в замешательстве.
— Почему ты не выглядишь удивлённым?
— Потому что я знаю это уже много лет. Ты действительно только сейчас это понял? Я, честно говоря, думал, что ты знаешь.
Я сжал переносицу и крепко зажмурился.
— Нет. Я не знал.
— Тебе нужно выпить. — Он встал с дивана и направился на кухню, пока я пытался восстановить самообладание. Патрик вернулся с бутылкой бурбона и двумя стаканами, поставил их на кофейный столик и налил каждому из нас.
Я любезно взял у него стакан и прикончил его.
— Какого хрена, Трики. — Я зажал пустой стакан между коленями. — Какого хрена.
— Ты сказал ей об этом?