— Какая красавица! — воскликнула кутюрье, сложив пухлые ладошки возле груди размера двенадцатого. — Очень, очень хорошенькая! Ну-ка покрутись!
Покрутилась, но только несколько заторможено. Слишком уж я впечатлительная фея. Дриады — жительницы леса — всегда соперничали с эльфийками по красоте. Даже война у них на этой почве была. Так и получила в истории название «война красоты». Дриады высокие и стройные, как осинки, гибкие словно ивы, красивые как первые ирисы, а тут что-то пошло не по плану! А, если и по плану, то какому-то неправильному, даже я бы сказала подлому!
— Давай сразу, — женщина подошла вплотную и, сжав мои плечи толстыми пальцами, подвела к зеркалу. — Батька у меня гном, а мамка — дура. Вот и получилась я вся такая непредсказуемая.
— Ну, это многое объясняет! — выдохнула с облегчением и, прикусив язык, перехватила в зеркале смешливый взгляд кутюрье. — Простите, я не то имела в виду! Ну, то есть то, но это было грубо…
— Дорогуша, — кутюрье посмотрела на меня таким проницательным взглядом, словно знала что я не та, за кого себя выдаю. — Правда никогда не будет такой, как мы хотим. Чаще всего она неприятна и неприглядна. Ты можешь сколько угодно отрицать ее, но изменить не получится. В конце концов остается только принять.
Она с грустью посмотрела на себя в зеркало, но потом встрепенулась и преобразилась:
— Зато потом у тебя вырастут крылья за спиной!
Я испуганно обернулась, но крылья оказались на месте. То есть внутри меня. Феи контролируют их выброс, но иногда случается, что крылья проявляются сами собой. А откуда, думаете, пошло выражение на крыльях счастья или любви? Неконтролируемая ненависть, кстати, тоже может их проявить. От природы мои крылья белые, как и у всех риполи, а любой оттенок передает наши чувства. Золотой — любовь, изумрудный — счастье, алый — гнев, пепельный — исключительно редкий — злобу и даже ненависть. В деревнях фей скрывать крылья запрещено, а вот в Эсмирре закон не приветствует публичную демонстрацию расовой принадлежности. Кстати, с девчонками мы познакомились как раз на митинге за права крылатых, ведь ангелы и демоны тоже не могут свободно показывать крылья. А скрывать свою суть тяжело, иногда даже болезненно и губительно. Так что в какой-то степени я гору Антаририату понимаю. Как никто другой понимаю.
Да и, если у ее родителей была любовь, пусть вот такая странная и физиологически непонятная, то что можно этому противопоставить? Дриада и гном почти также невероятно, как обычная фея и первый посох друидов… Про дракона королевских кровей и вовсе молчу!
— Вы очень жизнерадостны, это вдохновляет! — я улыбнулась кутюрье и, наверное, с этой минуты мы прониклись друг к другу какой-то особой симпатией. Иначе зачем она отрядила мне свои лучшие костюмы? Прибегала помощница горы с круглыми глазами, напоминала, что эти вещи гора Антаририату брать кому-либо строго-настрого запрещала, а тут — такой приказ!
— Зиза, — рыкнула дриада, которая сейчас вела себя совсем как гномиха. — Я тебе как говорила? Дословно?
— До особого случая и специального распоряжения эти наряды никому не выдавать под страхом лишения головы! — протараторила высокая черноволосая девушка. Надо же, какая муштра!
— Ну так вот. Случай — особый, распоряжение — специальное. Иди и выполняй!
Через четверть часа я не знала, то ли плакать от счастья, то ли бежать от ужаса. На меня надели четыре тысячи золотых! Нет, не шелк, расшитый мельчайшими алмазами, а именно четыре тысячи золотых. Эта мысль не давала мне покоя все время, что кутюрье щебетала о достоинствах наряда и том, как он мне идет.
16
— Я знала, что этот день настанет, знала! — сложив руки у груди, женщина бегала вокруг меня и охала. — Идеально! Непередаваемо! Я — гений, а ты — моя муза! Мое вдохновение! До последней складочки, до последнего изгиба, до последнего миллиметра — все как на тебя, как втора кожа!
— Не слишком ли дорогая вторая кожа? — выдохнула возмущенно. — Гора Антаририату, я себя знаю — запачкаю и собственные руки отрежу! Четыре тысячи золотых!
— Это только материалы, — отмахнулась кутюрье. — На самом деле оно куда дороже! Я бы даже сказала — бесценно! — добавила она заговорщически. — Смотри!