— Погоди, отнесу госпоже платья, — Трис остановилась перед нами и взглянула на меня. Затрепетала. — Ой, господин!
Она низко поклонилась. Я отмахнулся.
— Я сам отнесу, иди с Йоргеном.
Трис хлопнула огромными голубыми глазищами.
— Спасибо, господин, — пробормотала она, озадаченная. Йорген вырвал корзину из её белых пальцев.
— Ну всё, порешили! На, неси, а мы уехали, — быстро распорядился он. Сунул мне платья и потащил свою девчонку к рыжему коню Гейрмунду, который уже ждал их, привязанный к столбу. — Ну что ты копаешься, Трис?
— Я рукавичку потеряла!
— Где ты умудрилась? Давай искать, не хватало ещё обморозиться. Дерьмо, мы так до утра не уедем!..
Я проводил их глазами, всё ещё думая над словами друга. Легче не стало. Скорее, я ещё сильнее запутался.
Конную прогулку решил отложить. Разболелась рана на голове. Даже снова начало тошнить. Ужасно захотелось, чтобы Китти перевязала мне голову своими ласковыми руками. У неё хорошо получалось. Может, стоит послушать Йоргена и дать себе день, чтобы просто поваляться в постели?
Я вернулся в покои. Китти ещё лежала в кровати, укутавшись в одеяла. Сначала я усмехнулся, увидев, что она прячется под двумя одеялами сразу, но потом ощутил, как холодно в наших покоях. Бросил корзину с платьями на пол и пошёл разжечь огонь в очаге.
— Зиг… — слабо позвала Катерина.
— М? Проснулась, моя весна? Уже почти полдень, — заметил я, высекая пламя. Огонь вскоре приветливо затрещал, грея лицо. Я направился к кровати, чтобы поцеловать свою нежность. Мне ужасно её не хватало. Никогда не смогу насытиться ею.
Катерина взглянула на меня слезящимися глазами. Плачет? Почему?
— Что с тобой, сокровище? — не хотел, но уже начал волноваться. Я склонился над ней и погладил её волосы, разметавшиеся по простыни. Ощутил, что она вся горит. — Тебе плохо?
— Кажется, простыла, — пожаловалась Катерина и натянула одеяло на красный нос. — Мне ужасно плохо. Может, я умираю?
Сердце рухнуло в сапоги.
— Заткнись и не говори так! — зарычал я. Поднялся и ринулся в коридор. Выглянул и заорал на весь дом: — Оддманд! Где ты, пёс тебя раздери⁈
Вернулся в покои. Совсем не знал, что делать со своей драгоценностью. Стал расхаживать в ожидании, как раненый зверь в клетке. Катерина начала давиться кашлем. Я метнулся к ней. Взял её горящее жаром лицо, убрал волосы за маленькие красные ушки. Она тряслась в моих руках.
— Что мне сделать для тебя? — почти взмолился я, видя, как она мучается. Катерина схватилась слабыми пальцами за рубашку на моих плечах.
— Согрей меня, — чуть слышно сказали её побледневшие губы. Княгиня потянулась ко мне, обнимая шею.
Боги, а вдруг она правда умирает⁈ Давно я так не боялся. Ледяной пот покрыл спину под рубашкой. Сердце колотилось как бешеное. Я обхватил её, маленькую и трясущуюся в ознобе, и прижал к груди. Беспокойно целовал её голову. Забыл про всё. Про свои раны. Про черноту слева. Про походы. Даже про империю. Был готов сделать всё, лишь бы ей стало лучше. Лишь бы жила.
— Звал, господин? — в покои заглянул Оддманд. Я резко обернулся.
— Где тебя носит, старик⁈ — так, ладно, сейчас не до злости. — Зови врачевателя. Живо!
Оддманд бросил взгляд на Китти, обмякшую у меня на груди, кивнул и затопал прочь по коридору. Я подхватил жену на руки и сел на кровать. Завернул её в одеяла. Отыскал её голые стопы и сжал в ладони, согревая. Она была горячая. Сильно же её отморозило. Так и знал, зря мы весь день шатались по морозу! Боги, запру её в доме и никогда не выпущу!
«Я сделаю всё, чтобы она жила и дальше», — теперь я очень хорошо понял, что говорил мне Йорген.
Вскоре прибежал запыхавшийся Оддманд, совсем взмокший от пота. Даже дышал с хрипом и тяжело опустился в кресло. С ним пришёл старик-врачеватель Акке, седой, с длинной белой бородой и посохом в руке. Он был хромой. Прошёл в покои, даже не поклонившись мне, и сразу оглядел больную.