— Йо-хо-хо, и бутылка…! Анна, чао!
Я кисло улыбнулась. Сара была уже сильно под шафе. В обтягивающем кислотно зеленом платье из миллиона пайеток она казалась змеей, только что сбросившей кожу. Декольте было настолько глубоким, что когда Сара нагнулась, чтобы стащить с ноги туфлю, мы с Томасом могли не только лицезреть две пышные груди, но и полоску живота под ними.
— Анна, опаздываешь! Знаешь, как это неприлично в приличном обществе? А я такая пьяная, что голова кружится, — не без усилий Сара взгромоздилась на барный стул и скинула вторую туфлю, поставив босые ноги на подпорку. — Как тебе мое платье?
— Очень эффектное. Но разве мы должны были прийти не в костюмах?
— Это костюм морской царевны, — не моргнув глазом оттарабанила она. — А ты кто? Дай угадаю, Фрида Кало?
— Я Оракул. Вижу все земное и небесное, все тайное и сокровенное, и твоя судьба передо мной как открытая книга.
— И что там написано? — с жадностью уставилась на меня Сара, хлопая ресницами с видом форменной дуры.
Я сделала пассы руками над ее головой, выдержала паузу, потом торжественно продекламировала:
— Ждет тебя дорога дальняя, и большое приключение на том пути, творческий старт и новое начало, но бойся дьявола, притаившегося у излучины…
Томас поставил перед нами два мохито, обратившись к Саре «Ваше величество». Глаза бывалого пирата утонули в ложбинке ее грудей, но даже если Сара это и заметила, виду она не подала.
— А я тут не одна, ни за что не поверишь с кем…
— С кем же?
— С твоим любимчиком, профессором Палладино!
— С чего ты взяла, что он мой любимчик? — поморщилась я. Уже не первый раз в университете надо мной подтрунивали по поводу моей «безответной влюбленности» в профессора. О реалиях наших с ним отношений, кажется, никто не догадывался.
— Да ла-а-адно, мы все знаем, ты свои картины слюнями залила…
— Ну да, — ядовито процедила я, — конечно, только и мечтаю, чтобы подержаться за его кисточку.
Это показалось Саре настолько смешным, что она подавилась коктейлем. Пока она боролась с хохотом и кашлем, Томас нагнулся к моему уху:
— У меня хотя и нет третьего глаза, но девчонку сегодня трахнут и как следует. Подфартило профессуре. Сара, как говорят итальянцы, настоящая figa.
У меня в груди точно открылась морозильная камера. Сердце обожгло невыносимым холодом. На глаза навернулись слезы. Я спросила у Томаса, где находится туалет, и пошла по указанному направлению, опустив глаза, боясь случайно натолкнуться на профессора или кого-то из тех, с кем поддерживала более-менее дружеские отношения. Мне было необходимо немного личного пространства. Просто открыть кран, подставить руки под теплую воду, и смотреть на себя в зеркало, пока кровь не схлынет с щек, и черная дыра внутри не затянется.
Щелкнул выдвижной замок, и дверь ванной открылась. На меня шагнул профессор Палладино.
— Анна, — он улыбнулся мне своей той самой улыбкой, которая была теплее шерстяного пледа, вязаных носков и какао с поплавками мармшмеллоу вместе взятых. И горечь куда-то отхлынула.
— Мы можем поговорить? — попросила я, и он шагнул назад в ванную, сделав приглашающий жест рукой. Мы закрылись на задвижку. Сердце бешено застучало у меня в груди.
— Ты пришел с Сарой?
— Ты ревнуешь? — довольно прищурился Франческо, касаясь моей руки.
Я сделала шаг назад.
— Я просто думала, что такие как она, не в твоем вкусе.
— А какая она?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Не заставляй меня произносить это вслух.
— Jactum tacendo crimen facias acrius. Как же все у тебя чинно, уклончиво и благопристойно. Скажи мне, Анна, как твои картины смогут говорить правду, если истине ты предпочитаешь недомолвки?