Оливия резко развернулась. Ноги подкашивались, только болезнь была уже не причем: ее колотило от ужаса так, что она не могла сомкнуть зубы. На саркофагах слева: Вивиана Брэдли, Мелоди Роузкупер, Эрика Уизерли. Двадцать пять, тридцать один, тридцать. Все погибли в один и тот же год.
Где-то за спиной свистели сквозняки. Впереди в два ряда тянулась вереница саркофагов. Казалось, им не было конца.
Оливия вернулась наверх, взяла свечу и вновь спустилась в подземелье. Огонек дрожал, вместе с ее руками, одно за другим высвечивая новые имена и новые эпитафии. Во всех саркофагах были молодые женщины с разными фамилиями, умиравшие друг за другом с разницей в среднем в несколько недель. Оливия сбилась со счета, пытаясь подсчитать, сколько всего их было, но число стремилось к сотне.
Оливия, громко и шумно дыша, вернулась назад и крепко заперла за собой дверь, не сразу попав ключом в скважину. К груди приливала тошнота, после спертого воздуха гробницы голова у нее кружилась. Она не могла придумать ни одного объяснения увиденному, она терялась в догадках, как именно с этими смертями связан Колдблад и имеют ли отношение эти молодые женщины, ровесницы Оливии, к ней самой. Быть может — Оливию обожгло ужасом от одной лишь мысли — ее ждет та же участь?..
Но зачем? Какую выгоду получил граф от бессмысленного убийства доброй сотни женщин и зачем сохранил их тела, да еще позаботился об эпитафиях?
«Ничто не может сравниться с радостью обладания чужим сердцем» — вспомнились ей вдруг его слова, и то, как недобро сверкнули глаза-льдинки. А вдруг… Вдруг граф говорил это буквально? Но тогда он еще больший безумец, чем представлялся ей в начале!
Конечно, конечно он безумец! Ведь чем еще объяснить этот запрет, который он наложил на нее, обязав не покидать имение. Он сделал ее узницей, чтобы играть с ней, как кот с мышонком, и однажды, наигравшись всласть, заточить в саркофаге и навеки захоронить в темнице своего холодного жилища.
Но что ей делать? К кому бежать за помощью? Кому вообще здесь можно доверять?
Впервые за многие годы Оливия плакала. Сдавленно рыдала, облокотившись о стенку и чувствуя, как горячие капли стекают с щек на воротник и за шиворот. Где-то над ней, над всей ее судьбой, как демиург и кукольник, возвышался недостижимый Колдблад. Он дергал ее за веревочки, и в его страшных бесцветных глазах таилась усмешка. Оливия все пыталась навязать графу свою волю, думала, что манипулирует им, пока однажды он не сказал: «ты любишь игры — но я играть с тобой не стану».
Она не поняла, что игра давно началась.
Она не знала, что была не соперником — а фигуркой на игровом поле, которую все это время двигала чужая рука.
========== Глава 8 ==========
Стискивая замерзшими пальцами связку ключей графа, Оливия чувствовала, в каком ужасном, мучительном напряжении застыли все ее мышцы. Как молниеносно утратили пластичность движения, отяжелела походка, стали непослушными руки, ссутулилась спина, будто на шею набросили камень. Она с величайшим трудом преодолевала ступеньку за ступенькой, точно всходя на эшафот, и смотрела перед собой невидящим взором.