Жена Боба, Марта Динки, оттирала грязную посуду в глубоком тазу, напевая прилипчивый мотивчик из оперетки, на которую они ходили, когда в последний раз вместе выбирались в город.
— Да помолчи ты уже, — в очередной раз раздраженно бросил ей Боб. Опасаясь затрещины, Марта мгновенно умолкла. Но сегодня Боб неплохо подзаработал и пребывал в прекрасном расположении духа:
— Вот так-то лучше, — похвалил он.
— Смотри, папочка! — воскликнула Пенни, отложив в сторону книгу и подбежав к окну. — Какие красивые узоры на стекле!
— Что за чертовщина, — озадаченно пробормотал Боб, рассматривая оставленные морозом спиральки и завитушки. — Чтоб в этих краях стекло заледенело в конце марта… Да ведь днем еще жарища была!
— Я слышала, так бывает на стыке сезонов, — неуверенно подала голос Марта, но Боб сразу осадил ее:
— Попридержи язык! Что бы ты, глупая баба, в этом понимала…
Он вскочил с места и, широкими шагами пересекая комнату, вышел за порог. За стенами его встретил теплый погожий вечер.
— Ну дела, — почесал затылок Боб. Потом нерешительно обогнул стену дома, подошел к окну и всковырнул иней толстым пальцем. — Ничего не пойму.
— Добрый вечер, мистер Динки, — раздался за спиной мягкий, будто крадущийся, голос, и Боб медленно обернулся, исподлобья глядя на незнакомца.
Как ему только удалось подкрасться в этих сапожищах, первым делом пронеслось в голове у хозяина. Он презрительно сплюнул на землю, демонстрируя свое мещанское пренебрежение к классовым предрассудкам. Потом, оглядев гостя с головы до пят, еще пуще скривился. Незнакомец, высоченный как маяк, длиннорукий, расфуфыренный, точно для придворного бала, не понравился ему с первого взгляда. Возможно, главным образом из-за того, как уставился: ну точно голодающий — на свиной окорок.
— Чего изволите-с? — фыркнул Боб, скрывая дрожь, пробежавшую по спине. Незнакомец был на территории его дома, топтал своим сапожищами его рассаду, а значит, Бобу с ним можно было не церемониться.
— Я бы хотел поговорить с вами наедине, — прозвучал простой, но настораживающий ответ. Колючий взгляд держал на мушке.
— Пж-аста, — притворно расшаркиваясь, усмехнулся Боб. Видя, что чужак не спешит объясняться, а продолжает стоять как солдатик, вытянув руки вдоль туловища, Боб, смекнув, продолжил: — Ах ну да, пардоньте мне мою грубость, ведь не дело же говорить о делах под открытым небом. Вон туда, в ту дверь, пж-аста, там я принимаю таких, как вы. Там, гм, моя приемная, — еле сдерживая хохот, Боб указал рукой на дверь сарая.
С невозмутимым видом незнакомец подошел к двери, которая бесшумно отворилась настежь, стоило ему только чуть коснуться ее рукой, и, пригнув голову, проник внутрь. Бобу ничего не оставалось, как войти следом. Там, среди стогов сена, мычанья коровы и возни двух коз, он остановился, сложив могучие руки на груди:
— Ну? Что вам угодно? Откуда вам известно, как меня зовут?
Незнакомец, не обескураженный темнотой грязного сарая, где пахло животиной и навозом, неспеша повернулся, будто нарочно растягивая время:
— От Оливии Хаксли. Помните это имя?
— Нет. Понятия не имею, о ком вы, — нахмурился Боб. С каждым мгновением он все больше ощущал растущее беспокойство, причину которого не понимал сам. Разум внушал ему, что бояться нечего, но инстинкты обострились до предела.
— В самом деле? — равнодушно вскинул бровь пришедший. — Разве не вы десять лет назад, угрожая холодным оружием, заставили ее отдать вам то, требовать чего не имели права?
Боб смущенно почесал затылок. Его лицо прояснилось.
— Ах да, славная Лив, ну помню. Было дело. Мы оба тогда немного перебрали на ярмарке, ну и повеселились хорошенько… Давно это было. Славные времена. Вам-то чего от меня надо?