Сознание возвращалось в ее маленькое хрупкое тело неохотно, отчаянно стараясь провалиться вновь, однако силой воли удерживалось в пограничном состоянии. В голове шумела кровь, накатывая ритмичными громкими волнами. Сердце стучало в горле, отчего было больно дышать и глотать. Попытка открыть глаза не принесла облегчения. Прямо в лицо Леа светил яркий, словно солнце, прожектор, от чего головокружение нахлынуло с новой силой, прибавив боль в глазницах. Ощущение, откровенно говоря, гадкое.
— На кого ты работаешь? — звук голоса, стального, решительного, настолько холодного, что кровь в венах стынет, доносился откуда-то издалека. Словно из глубокой железной бочки.
Она вновь попробовала открыть глаза — яркий свет слепил, но уже не танцевал повсюду, а сузился до размеров узконаправленного луча прожектора. Сомнений не было: ее похитили и доставили для допроса. Только как такое могло случиться прямо в академии Растона? И кому понадобилась она — обычная бездомная девушка?
— Повторяю вопрос. На кого ты работаешь?
Сути вопроса она не понимала, едва справляясь с совершенно новой гаммой чувств и эмоций. Действие усыпляющего вещества, от которого она потеряла сознание, проходило. Во рту — сухость, от чего язык лип к небу, а губы неприятно слиплись. Чтобы облизнуть их, пришлось превозмогать боль. Солоноватый привкус на кончике языка неприятно удивил.
Девушка прислушалась к собственным ощущениям. Помимо неприятной ломоты во всем теле и слабости, ничего серьезного. Кости целы, ран, кажется, не было. Саднило кожу на запястьях, но это от кабельных стяжек, которыми были связаны руки за спинкой стула. Ноги также кабельными стяжками прочно привязаны к ножкам стула.
— Суарес, если повторю третий раз, методы допроса изменятся.
Наконец, наступила очередь анализировать голос. Знакомый. К тому же, назвал ее по фамилии. В луче прожектора очертание темной широкоплечей фигуры в костюме. Руки убраны в карманы брюк, значит бить не будет. По крайней мере, сразу. Имелась догадка, но было даже страшно предположить.
— Не понимаю, — тихо простонала девушка.
— Хорошо. Сама выбрала, — иронично ответила фигура. Голос принадлежал Этану Блэквелу. Сомнений не осталось.
— Будете бить? Мне все равно, я не боюсь боли, — предупредила она. В отличие от стандартных клише, произносимых всеми пленниками на допросах, боли она действительно не боялась, поскольку устала ее бояться. Последний приемный отец систематически избивал Леа и свою жену. Избивал так сильно, что несколько переломов, о которых он запретил сообщать в больницу, срослись сами собой, оставив в напоминание, шрамы на кости и рубцы на душе.
— Бог с тобой, Суарес. Я не бью женщин. Даже шпионок. Поверь мне, есть множество, куда более действенных способов. Например, заклинание правды. Эффективно, но болезненно.
А еще от него жертвы могут сойти с ума. Вероятность подобных негативных воздействий стремительно приближается к ста процентам. Об этом ей рассказал человек, вербовавший для миссии, которую она выполняет. Он намекнул, что в случае отказа знает варианты, как выбить из девушки признательные показания по делу о воровстве. Леа такой вариант категорически не нравился.
— Я ни на кого не работаю, — спокойно произнесла девушка, стараясь умерить оглушающий стук сердца, из-за которого практически не слышно голоса господина Блэквела.
— Хорошо. Спрошу иначе, — в темноте, за прожектором раздался стук металлических предметов, от которого у Леа все внутри оборвалось. Он не станет бить, но что мешает запустить ей под ногти раскаленные иглы? Или сделать несколько дыр, порезов, ран? Резко бросило в жар, также резко, как обдало холодом после. — Кто твой покровитель?