Мистер Гарретт говорит и говорит, выкрикивая объявление за объявлением, звуча все более раздраженно по мере того, как просматривает каждое из них. Парни и девушки, сидящие вокруг меня, реагируют, стонут, смеются или освистывают, в зависимости от новостей, но я остаюсь на своем месте, не отрывая взгляд от доски в передней части комнаты, даже не смея дышать.
Я чувствую давление этих золотисто-карих глаз на мне, как будто чья-то рука схватила меня сзади за шею. Вес не смещается; Тео Мерчант не отводит от меня взгляд.
4
СОРРЕЛЛ
— Говорю тебе. Он не с ней. Он одинок.
Девушка, стоящая рядом со своей подругой, через два шкафчика от нее, горько смеется.
— И? Что именно я должна делать с этой информацией? Треснуть его по затылку клюшкой для лакросса и затащить в мою комнату? Я даже не на его радаре.
— Поставь себя на его радар, — настаивает другая девушка.
Я смотрю краем глаза, быстро оценивая их: обе высокие, тощие блондинки. На них обеих чертовски много косметики, и на обеих юбки, которых едва хватает, чтобы прикрыть нижнее белье. Я вижу изгиб ягодиц одной из девушек под подолом, когда она переносит вес с одной ноги на другую. Они выглядят как точные копии друг друга. В прошлом я встречала много таких девушек, как они, — трутней, которые заканчивают предложения друг друга, но при этом впечатляюще не могут удержать ни единой логической мысли в своих коллективных умах-ульях.
— Панович ясно дал понять, что Тео в любом случае запрещен в этом семестре. Ты бы слышала, как сегодня утром он лирически рассуждал о важности школьных студенческих команд в этом году. Как он будет лично следить за тем, чтобы ни один из его спортсменов не отвлекался.
Другая девушка фыркает. Клянусь богом, я бы не смогла отличить их друг от друга, если бы вы поставили их в ряд.
— И что он собирается делать? — смеется она. — Стоять на страже возле наших спален каждую ночь? Он не может постоянно наблюдать за всеми нами. И ты, блять, сохранила себя для него. Твоя киска собирала пыль, в то время как остальные из нас все лето ловили большие члены…
Если вы оставляете детей подслушивать разговоры взрослых, они начинают считать себя очень взрослыми. Эти девушки звучат так, будто они именно такие: дети, играющие во взрослых. Я мрачно смеюсь себе под нос, когда достаю пустую папку из своего шкафчика, засовывая в нее новенький блокнот.
— Эй? Какого хрена ты делаешь?
Я поднимаю взгляд и кривлю рот в ухмылке, когда сталкиваюсь лицом к лицу с Труляля и Дураля. Ни одна из них не выглядит очень счастливой. Обе скрестили руки на груди, их груди напряглись под слишком обтягивающим материалом белых рубашек. Я думаю… да, та, что слева, с родинкой на подбородке, была сегодня утром на моем этаже.
— Прости? Могу я вам чем-нибудь помочь? — Я притворяюсь невежественной.
— Нет, не можешь. — У девушки справа острый нос, немного крючковатый на конце. Когда она насмехается надо мной, ее ноздри раздуваются, и все ее лицо становится угловатым, резким и непривлекательным. Что в любом случае не имеет значения. Неважно, насколько искусно она перекидывает волосы через плечо или насколько безупречен ее макияж; один взгляд на нее, и я вижу, насколько она уродлива внутри.
— Ты подслушивала, — обвиняет она.
— Ты смеялась, — добавляет Родинка к обвинениям, выдвинутым против меня.
— Ты здесь всего пять секунд, а уже вывела меня из себя, Восс. Не умно, — качает головой Крючконосая. — Совсем не умно.