Как я такое допустила?
Мысленно бью себя ладонью по лбу. Неужели Катя права? И нам нельзя находится в одном помещении?
Стыд жаром приливает к щекам. Я же на него набросилась.
— На две партии пингвинов, — продолжается сонный диалог.
Прижимаю ладонь ко рту, чтобы сдержать смешок. Даже сильные мира сего имеют маленькие слабости. Повинуясь порыву, кручусь в объятиях и оказываюсь нос к носу со спящим Шершневым. Он недовольно морщится, ерзает. После чего сминает ладонью мое бедро и успокаивается, опрокинувшись на спину.
— Да, мадагаскарских, — сдвигает брови и морщится. — Проблемы?
В голове всплывает старая серия мультфильмов. Невольно улыбаюсь. Еще одно воспоминание из прошлого. Кажется, что именно оно сейчас крутится в голове у Шершнева. От этого в груди становится невероятно тепло.
Смаргиваю наваждение и опираюсь на локоть. Длинные ресницы дрожат. Прошлый сон сменился на что-то новое. На лбу с тонкими полосками морщин проступает испарина. Выступающие скулы окрашиваются в розовый цвет. Темноволосая голова дергается на подушке.
Неожиданно для себя прикладываю ладонь к его щеке, затем успокаивающе глажу. Шершнев прижимается ближе, хватает за руку и тянет на себя. Очнувшись от наваждения, дергаюсь в сторону, чтобы вырваться из непрошенных объятий.
— Любимая, — морщится и мягко шепчет, пронзая словами до дрожи. — Малыш, ты куда?
Соображаю, откуда взялись шипы, которые до крови царапают горло.
Без чувств, Шершнев?
Догадка поражает в момент, когда Олег снова пытается заключить меня в объятия. Действует, словно холодный душ и больно ранит сердце.
У Шершнева кто-то есть. Или был. Кто-то, с кем он больше не вместе: то ли из-за личных установок, то ли другим причинам.
Поэтому он вчера мне отказывал?
Теплые объятия больше не кажутся уютными. Постельное белье колется, запах перегара жалит обоняние. Выкручиваюсь из кокона рук и свешиваю ноги. Судорожно ищу признаки хоть какой-нибудь одежды.
В этой комнате я не живу с момента, как окончила институт. Она теперь используется, как место для прислуги.
— Куда ты? — Шершнев кашляет, и я оборачиваюсь.
Олег садится и трет лицо, затем оглядывается вокруг. После чего поворачивается ко мне и с ожиданием приподнимает бровь.
— Пить хочу, — выдаю первую мысль, которая приходит в голову. — Могу и тебе принести.
Шершнев хмурится и смотрит на меня в упор, будто пропускает через рентген. Трясет головой со взъерошенными волосами. Потом, словно приняв какое-то сложное решение, подается вперед.
А я отодвигаюсь и тяну одеяло на себя. Инстинктивно прикрываю грудь. Жест не остается незамеченным. Он замирает. Взгляд припечатывается к моему кулаку, который крепко сжимает плотную ткань.
— Буду благодарен, — уголок рта Шершнева дергается, когда я отвожу взгляд. — Мне отвернуться?
— Какой ты догадливый, — бросаю в ответ. — Чем быстрее сделаешь, тем скорее получишь воду.
Он зло усмехается, затем натягивает одеяло и отворачивается.
— Ясно. Давай быстрее. Голова лопнет сейчас.
— Потерпишь, — недовольно цыкаю. — Нечего меня спаивать.
Голос Шершнева застает меня на пороге комнаты.
— Тебе ночью Лазарев звонил.
Останавливаюсь, как вкопанная. Оборачиваюсь. Шершнев лежит, укрытый одеялом по самую макушку. По нему ничего не поймешь. Страх оплетает липкой паутиной. Вцепившись в дверной косяк, глубоко вздыхаю. Стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.
— Что сказал?
— Я не ответил.
Облегчение накатывает волной. Надо позвонить Жене. Особенно после всего случившегося. Добыл интересную информацию про махинации или выяснил насчет акций. Еще не помешало бы узнать о возлюбленной Шершнева.
От мысли о той, кого он звал во сне, становится дурно.
Теперь наш план претерпит изменения. Я пустила Шершнева туда, куда не следовало.
— Лен.
Замираю, когда слышу его голос.