Ее глаза лихорадочно светились, точно звали куда-то…
«Знать бы куда!.. Никогда бы не пошел…» — вклинилась мысль в воспоминания Фролова.
Несколько дней Сергей, как молитву, твердил эти стихи. И понял, что угнетало его. Валентина! Она затянула его в свой покрытый невидимой паутиной уголок тусклого бытия и душит в нем живую мысль. Он не может работать. Нет сил, желания, вдохновения. Усталость разлита по телу и днем хочется только одного — спать, а по ночам сон уходит, и он курит на кухне до светлеющей полоски на небе…
Подвела к последней черте коробка. Обыкновенная коробка с прозрачной крышкой, через которую белел венок из флердоранжа… В миг перед глазами возникла картина: Валентина в белом, с развевающейся фатой, он в черном костюме с цветком в нагрудном кармане. Назойливые поздравления, объятия, поцелуи… Глупое гулянье, называемое свадьбой, а потом опять это затянутое паутиной существование… «О!..» — прорычал Сергей и помчался в ДК на спектакль с Лебедевой.
Там, в переполненном, погруженном во мрак зале, он забыл обо всем. Он смотрел, он поедал Дину глазами. После спектакля удалось прорваться к ней в гримерную, в которой и без него не то что места — воздуха не хватало…
И вдруг все закрутилось озорно, весело. В фойе сдвинули столы, кто-то сел за рояль и понеслось… Буторин увлек всех своим театром новых, невиданных форм.
— Будем ставить «Кармен»! — объявил вдруг он.
Все ахнули и принялись возбужденно обсуждать. А Дина уже постукивала кастаньетами. Гибкая, ловкая, сливающаяся с музыкой… Сергей еще не встречал подобных женщин.
— …Дорогой проект? Или думаешь обойтись минимальными средствами? — допытывался кто-то у охмелевшего Буторина.
— Нет! Надо ярко! Закат ало-золотой, ночь с серебряными звездами и Севилья настоящая, в золотистой пыли. Мы ошеломим Москву, а потом махнем по провинциям. Нас там на руках носить будут! Аншлаг за аншлагом! Обкатаем — и на международный театральный фестиваль! Там поймут, оценят. И после этого пусть попробуют не дать мне театр в Москве!
Все собрались вокруг Буторина. Слушали, одобряли, шумели:
— Правильно! Точно дадут! Некуда будет деться! Буторин, Лебедева — это же будущее нашего театра. Это таланты мирового масштаба!..
Фролов был вовлечен в эту вакханалию надежды.
«Это простор! Это мир!.. Здесь я заперт! Уехать!.. Мне необходимо уехать!..»
— Вы, кажется, художник? — услышал он голос Дины.
— Да!
— Хотите с нами?
— Да! — глядя на Дину, как на свободную от всего приземленного женщину, ответил он.
— Оформлять спектакль «Кармен»?!
— Да!
— Николай! — позвала она Буторина. — Вот, художник у нас уже есть!
— Отлично! Вы профессионал или любитель?