— Разумеется. Я пью таблетки, — раздраженно отзывается Аддамс. Столь нелепые предположения звучат почти оскорбительно.
— И никогда не пропускаешь?
— Конечно же, не…
Она осекается на полуслове.
Несколько недель назад они ездили на выходные к её родителям — дядю Фестера в очередной раз выпустили из тюрьмы. Проторчав допоздна в агентстве, Уэнсдэй не успела собрать вещи, и эта обязанность легла на плечи Ксавье. Конечно, он как всегда сделал всё из рук вон плохо, благополучно позабыв добрую половину. В том числе и аптечку.
Юбилейное, десятое заключение дяди Фестера проходило в Акапулько{?}[Город в Мексике.] — он привез оттуда настоящую мексиканскую текилу. И пока изрядно опьяневшие родственники лихо отплясывали традиционную мамушку, Уэнсдэй затащила Ксавье в заброшенный зимний сад возле семейного склепа.
— Подожди секунду… — сбивчиво шептал он, слабо пытаясь отстранить её руки, настойчиво расстегивающие ремень на его джинсах. — У меня даже нет с собой презервативов…
— Заткнись, — решительно отрезала Аддамс. Чертова текила бушевала в крови, распаляя жгучее желание и заставляя голос разума умолкнуть.
— Но… Уэнсдэй… — Ксавье так и не смог договорить. Последние слова утонули в низком глухом стоне, когда она опустилась на колени, и вишневые губы коснулись головки напряженного члена.
Его дрожащая рука запуталась в её волосах. Тогда Уэнсдэй в честь праздника сменила привычные косы на высокий гладкий хвост — и Ксавье с готовностью намотал его на кулак и с упоительной грубостью дернул на себя, принуждая её сильнее разомкнуть губы.
А спустя несколько минут решительно потянул наверх. Путаясь в подоле длинного шелкового платья, Аддамс поднялась на ноги, и он обхватил её за талию, подталкивая к широкому подоконнику.
Уперевшись спиной в витражное стекло, она запрокинула голову с приглушенным стоном, пока его горячие пальцы скользили вверх по разведенным бедрам, сминая струящуюся ткань.
И прикрыла глаза, растворяясь в ощущениях, когда Ксавье впился губами в пульсирующую жилку на шее и вошел одним упоительно-грубым движением.
А теперь она стоит, прислонившись плечом к дверному косяку уборной, пока шестеренки в голове стремительно вращаются, подталкивая к пугающему осознанию.
Уэнсдэй не знает, что хуже.
То, что она действительно может оказаться… беременна — даже в самых худших кошмарах она не могла представить, что однажды употребит это слово применительно к себе — или то, что это произошло по её вине.
— Может, присядешь? Ты совсем побледнела, — взволнованная Синклер подходит ближе и тянется к ней с намерением приобнять за плечи.
— Нет, — Аддамс решительно отстраняется, качая головой. — Мне нужно домой.
Сидя за обеденным столом посреди просторной столовой, Уэнсдэй уже который час не может оторвать пристального взгляда от лежащего прямо перед ней теста.
Она была почти не удивлена, когда спустя три минуты на нем явственно проступила яркая вторая полоска.
Кажется, в мозгу сработали какие-то защитные механизмы, притупляющие остроту реакции — в голове стоит плотный туман. Мысли ворочаются тяжело и медленно, подобно склизким медузам, выброшенным на отмель после шторма. Аддамс не знает, сколько прошло времени с тех пор, как она в считанные минуты долетела до их двухэтажного дома и почти бегом помчалась в ванную, сжимая в руке бело-синюю коробочку из аптеки.
Наверное, уже прошло несколько часов.
На шумный Нью-Йорк постепенно опускаются мягкие осенние сумерки — тяжелые бархатные шторы задернуты наглухо, и в столовой понемногу становится совсем темно. Но она никак не может заставить себя подняться, чтобы включить свет. Ноги словно стали ватными и приросли к полу.
Когда до её чуткого слуха доносится скрежет ключа в замочной скважине, а следом — негромкий хлопок входной двери, Уэнсдэй невольно вздрагивает.
Оцепенение мгновенно спадает.
Она машинально убирает тест себе на колени и мысленно считает до трёх в бесплодной попытке привести в порядок тотальный хаос в голове.
Топая как слон в посудной лавке, Ксавье входит в столовую и щелкает выключателем.
— Господи, Уэнсдэй! — он вздрагивает и инстинктивно отшатывается. Насыщенно-зеленые глаза удивленно распахиваются. — Почему ты сидишь тут в темноте?
— Я убью тебя, Торп. Медленно и мучительно, — она называет его по фамилии в самых исключительных случаях, и Ксавье мгновенно напрягается, предчувствуя неладное.
— Что случилось? — он сводит брови, явно пытаясь припомнить все свои промахи за все последнее десятилетие.
Вместо ответа Уэнсдэй швыряет на стол положительный тест.