Впрочем, чему тут удивляться?
Глупо было полагать, что он обрадуется её решению сделать аборт. Совершенно очевидно, что перспектива подтирать слюни орущему младенцу казалась ему высшим земным благом. Вот только в её планах такого пункта никогда не было и не будет.
Уэнсдэй снова распахивает глаза и от безысходности принимается вчитываться в свою медицинскую карту, лежащую на коленях. За двадцать восемь лет жизни она обращалась в больницу всего несколько раз. Последний — когда два года назад очередной серийный убийца в момент задержания застрелил офицера полиции, а следом попытался убить и её. Пуля прошла по касательной в области плеча, но четыре шва всё-таки наложили. После этого случая Ксавье категорически настоял, чтобы она принимала исключительно косвенное участие в захвате особо опасных преступников — Аддамс пыталась протестовать, но на лице Торпа в тот момент отразился поистине панический ужас. А ещё несвойственная ему стальная решимость.
И ей пришлось уступить.
В который раз.
И вот куда тебя привели многочисленные уступки. Когда ты перестанешь быть такой идиоткой?
Какая-то крохотная часть рационального мышления до сих пор противится присутствию Ксавье в её жизни, но… на другой чаше весов лежит слишком многое, чтобы суровый голос разума мог одержать верх. Теперь Аддамс гораздо проще понять, почему столько безумных поступков — кровопролитий, войн, убийств — было совершено из-за любви.
Жаль, что она недооценила силу проклятого иррационального чувства много лет назад, когда позволила Торпу подобраться так близко.
А теперь ядовитый сорняк в сердце разросся настолько, что пустил метастазы по всем органам и клеткам.
Тяжело вздохнув, Уэнсдэй перелистывает страницу за страницей, и из медицинской карты выпадает сложенный вдвое листок. Ей не нужно разворачивать его, чтобы узнать, что там написано — за несколько дней она успела заучить каждую строчку наизусть.
Особенно последние.
В полости матки визуалиризуется плодное яйцо с эмбрионом, КТР 11 мм, сердцебиение 159 уд/мин, хорион по задней стенке. Соответствует беременности 7 недель по данным нормограмм.
Семь недель.
Сорок девять дней.
Больше тысячи часов.
И за всё это время она совершенно ничего не почувствовала и ни о чем не догадалась.
Что толку обладать экстрасенсорными способностями, если даже не можешь предвидеть… такое?
— Мисс Аддамс? — из кабинета напротив высовывается кудрявая голова молодого врача. — Пожалуйста, проходите.
Уэнсдэй вяло поднимается со скамейки, стараясь игнорировать головокружение, и входит в просторный, до стерильности белоснежный кабинет.
Она уже была тут позавчера утром, когда этот же врач подробно и обстоятельно изложил все детали процедуры.
— Это Мифепристон. Он заблокирует выработку гормона, поддерживающего беременность, — деловито сообщил он, положив на стол перед Уэнсдэй блистер с одной-единственной таблеткой бледно-лимонного цвета. — Но после приема первого компонента вы ещё можете передумать. В таком случае, есть совсем небольшой риск нарушения развития эмбриона, но это происходит крайне редко.
— Мне это неинтересно. Я не передумаю, — и она уверенно потянулась за препаратом.
А сегодня — завершающий этап.
С фальшивой, словно приклеенной улыбочкой, врач сосредоточенно рассказывает о действии второго компонента. Аддамс практически не слушает его — очертания безликого кабинета плывут перед глазами, и ей приходится уставиться в одну точку, чтобы хоть немного унять головокружение.
— …в общем, могут возникнуть боли и повышение температуры, это совершенно нормально, — резюмирует доктор и, покопавшись в шкафчике с лекарствами, достаёт заранее отрезанный от блистера серебристый квадратик. — Вам придётся провести под наблюдением несколько часов, после чего сможете отправиться домой. Ну, не буду мешать.
Когда за ним захлопывается дверь, Уэнсдэй берет двумя пальцами белую таблетку с неглубокой риской посередине. Кладет на ладонь, но подносить ко рту не спешит.
Настенные часы громко тикают, отбивая секунды промедления. А затем и минуты. Железобетонная решимость вдруг начинает понемногу терять свою силу.
Разумеется, нельзя воспринимать это как убийство в полной мере, но… у существа внутри неё есть сердцебиение. Целых сто пятьдесят девять ударов в минуту. Оно действительно живое, и оно совершенно не способно защитить себя, не способно дать даже минимальный отпор. Оно целиком и полностью зависит от неё — словно облигатный паразит, лишенный возможности существовать вне тела носителя.