Ее нисколько это не успокоило.
— Чушь собачья, — громко сказала она, немного его напугав. — Все это время Вы твердили мне, что я должна уметь постоять за себя. Что мне нужно верить в себя и в свою внутреннюю силу. И вот, когда я это делаю, Вы меня отшиваете. Вы не воспринимаете в серьез ни меня, ни всех остальных девушек.
— Ну же, Эмма, ты сама знаешь, что склонна впадать в крайности. Небо не рухнет на землю, что бы ты ни думала.
Ее сознание так стремительно захлестнула чёрная волна, что Эмма почувствовала легкое головокружение. Она думала, что давно избавилась от темной Эммы, но та появилась из ниоткуда, словно ее вызвал сам доктор Розенштейн. В мысли и слова Эммы проникла тьма, и если бы ее сейчас не переполнял гнев, то она наслаждалась бы тем, насколько это приятно.
— Вы ещё хуже его, — сказала она, медленно поднимаясь на ноги.
Казалось, его смутила ее интонация.
— Прости, что?
— Вы убеждали меня, что он мне не нужен. Что он всего лишь хотел меня использовать. Что я для него не более чем какая-то вещь. Но, по крайней мере, Чёрч никогда мне не лгал.
— Мне казалось, мы договорились больше не называть это имя — оно было его очередным средством, иллюзией величия, которую он проецировал на тебя. Он просто Пол Логан, такой же человек, как и все.
— Нет, — покачала головой Эмма. — Он Чёрч, и он ужасный. Он использовал меня, бросил и, скорее всего, никогда не любил. Но он никогда не строил из себя рыцаря в сверкающих доспехах. Не то что Вы.
— Я определенно не рыцарь в сияющих доспехах, — согласился Доктор Розенштейн и тоже встал. — И никогда этого не заявлял. Но я никогда и не убеждал тебя в том, что уж лучше смерть, чем разлука со мной. У вас с Полом было очень…
— Минуточку, — Эмма подняла руку. — Что, черт возьми, происходит? Дело вообще не в Чёрче, а в том, что Вы позволяете своему извращенцу-психотерапевту насиловать пациенток. Что Вы творите?
— Я ничего не творю. Паранойя распространенное явление среди самоубийц, они…
Этот человек был ее путеводной звездой. Маяком в темноте, изо всех сил сдерживающий темные волны. Он убедил ее поверить в то, что она считала невозможным.
Убедил ее.
И теперь использовал те же самые средства, чтобы убедить ее в том, что ему хотелось.
«Вы ужасно ненавидите Чёрча, доктор Розенштейн, что весьма странно, учитывая, что Вы с ним очень похожи».
У нее в голове словно ярко вспыхнула лампочка, но не для того, чтобы что-то осветить — это лишь сгустило наполнившую ее мысли темноту. Эмма вспомнила, как в начале недели застукала мать с Каспером. Как ее впечатлило упорство Марго, которая использовала в своих интересах неосмотрительность Каспера.
У Марго это тогда прокатило.
Так что может прокатить и у Эммы.
— Вы меня выпишите, — выпалила она.
Розенштейн удивленно поморгал, затем начал медленно обходить стол.
— Что?
— Вы подпишите бумагу о том, что я здорова, — продолжила она, пятясь к другому концу стола, чтобы он не мог к ней приблизиться. — Вы скажете какой-нибудь комиссии, или комитету, или судье, или хрен знает кому, что я в своем уме, в полном порядке, что мне больше не нужен опекун.