— Консьерж? — переспрашиваю я, водя между ними взглядом.
Ребекка делает шаг вперед.
— Да. Я помогаю обслуживать наших привелегированных жильцов. Вы и мистер Дженнингс среди них. Обычно я не буду ждать вас здесь, когда вы будете возвращаться домой, но мистер Дженнингс попросил, чтобы я показала вам все и помогла устроиться. — Она смотрит мимо меня и кивает Терреллу. — Не могли бы вы, пожалуйста, отнести вещи миссис Дженнингс в главный люкс в конце коридора? А я пока проведу для нее короткую экскурсию.
Короткую.
Ха.
Короткой она могла бы быть только в том случае, если б роскошный пентхаус Уолта не был настолько огромным. Я будто попала в музей.
Мы идем по центральному коридору мимо нескольких спален со смежными ванными комнатами. Заглянув в некоторые из них, я понимаю, что каждая похожа на шикарный гостиничный номер.
Коридор приводит нас в помещение, которое Ребекка называет захватывающим дух залом с двумя террасами и видом на Бруклинский, Манхэттенский и Уильямсбургский мосты. Я внимательно слушаю, пока она рассказывает о том, что интерьер здесь оформляла компания «Reber Design Architecture» в сотрудничестве с «Emma Do
В главном люксе — где ночует Уолт и где Террелл оставляет мои чемоданы — есть камин, гостиная с открытой террасой и ванная комната с теплыми полами, сауной и глубокой ванной.
Я едва успеваю все это оценить, а Ребекка уже уводит меня на открытую кухню, достойную любого шеф-повара, где есть два кухонных островка, двойные холодильники «Sub-Zero» и двойная духовка «Miele».
Рядом с кухней, за дубовыми дверями, находится винная комната на 550 бутылок, отделанная гранитом и латунью, и мраморный бар. А напротив — библиотека со стеллажами от пола до потолка.
Я едва успеваю подобрать с пола челюсть. Будь я одна, то бегала бы из одной комнаты в другую с безумными глазами, прикрывая рот рукой, чтобы подавлять вопли восторга. Я выросла в обеспеченном доме и знаю, как живут по-настоящему богатые люди, но это совсем другое дело. Даже не 1 %, а 0,0001 %. Одни только принадлежащие Уолту картины заставили бы зарыдать самого взыскательного любителя искусства.
В главном зале висит пейзаж кисти Дэвида Хокни. В столовой — крупномасштабное ню Дженни Савиль. В галерее у входа — один из набросков Альбрехта Дюрера с изображением рук. А самое примечательное — это «Банкетный натюрморт» Яна Давидса де Хема над камином в библиотеке. Когда Ребекка уходит, я, словно завороженная, долго рассматриваю его. Эту картину должны были выставить на аукцион «Christie's», но еще до того, как аукцион состоялся, ее продали в частную коллекцию, из-за чего в мире искусства произошел своего рода скандал. Все блоги, на которые я была подписана, гадали, кто же мог приобрести этот шедевр. Наиболее интересным было предположение о том, что картину приобрели для Коллекции Мениль — что имело смысл, ведь она с легкостью могла стать главной жемчужиной Хьюстонского музея, — но она оказалась здесь, в квартире Уолта.
Пребывание с картиной наедине создает до странного интимное ощущение. Меня словно впустили на приватный просмотр. Масштабное произведение выполнено в истинно голландском стиле с угрюмой цветовой палитрой и тщательным вниманием к деталям. На нем изображен заставленный блюдами банкетный стол с остатками богатого ужина. На драпированной скатерти лежат недоеденный пирог, нарезанный персик, опрокинутая оловянная чаша и плетеная корзина, полная фруктов. Я знаю, что де Хем любил вплетать метафоры в свои работы. Например, яблоки в корзине, несомненно, дают отсылку к запретному плоду в райском саду. А бокалы с вином намекают на искупительную природу «Тайной вечери».
Я могла бы смотреть на картину весь день, но у меня зудят кончики пальцев — так мне не терпится порисовать. Забыв про нераспакованные вещи, я спешу обратно в спальню Уолта, расстегиваю молнию на чемодане и перебираю свои принадлежности, пока не нахожу новый альбом для рисования и заточенный карандаш. Затем я несу все это в библиотеку — почти бегом, как будто боюсь, что картина исчезнет.
Со вздохом облегчения я нахожу картину на месте, и меня вновь охватывает волнение, пока я размышляю о том, как лучше организовать себе место для рисования.
Поскольку солнце начинает садиться, я зажигаю люстру, висящую в центре потолка, а затем оглядываю пространство и осматриваю мебель. Рядом с камином друг напротив друга стоят два удобных кожаных дивана, а между ними — тяжелый журнальный столик, на котором лежат несколько книг. На мгновение подумываю о том, чтобы сдвинуть их в сторону и порисовать, сидя на столике, но через пару минут у меня заноет спина. Тогда я забираю стоящий у элегантного шахматного столика стул и — поняв, что поднять его не смогу — тяну его по паркетному полу, пока он не оказывается перед камином. Нет, все равно неудобно. Так я буду словно сидеть в первом ряду кинотеатра и вытягивать шею, чтобы увидеть картину.
Мне очень нужно оказаться ровно на месте журнального столика, но он тяжеленный и не сдвинется с места, сколько бы я его ни толкала. Быстро подумав, я беру телефон и звоню Терреллу — к счастью, он и Ребекка перед уходом оставили мне свои номера.
Минут через пять минут Террел стоит рядом со мной в библиотеке и, хмуря брови, смотрит на столик.
— Он выглядит дорого, — замечает он. — Вы уверены, что нам можно его переставить?
Я упираю руки в бедра.