— Мы могли бы провести пробное занятие, — я подхожу к ней сзади, когда она встает рядом с маленьким роялем. — Один урок, и если я окажусь безнадежен, ты сдашься.
— Я подумаю об этом, — она касается скамейки перед пианино. — Могу я?
— Пожалуйста.
Я изучаю ее профиль, пока она садится.
— Это пианино восхитительно, — София проводит пальцем по плавному изгибу пюпитра. — То, на котором я играла дома, во Флориде, выглядело так, словно его привезли из бара 1920-х годов.
Я останавливаюсь на середине глотка вина, чтобы рассмеяться.
— Почему я могу это представить?
Она смеется, ее взгляд все еще прикован к клавишам.
— Было чувство, как будто оно было на съемочной площадке старого западного фильма. Оно никогда не было настроено должным образом, поэтому я сделала все, что могла. У моего учителя музыки было пианино моей мечты, по крайней мере, я так думала до сегодняшнего дня.
— Ты можешь приходить и играть на нем когда захочешь, — легко говорю я. — Я не из тех, кто отказывается от частного выступления моего любимого дизайнера одежды.
— Давай посмотрим, как пройдет мой дебют, а потом поговорим, — София откидывает голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза. — Обещай, что не будешь смеяться, если я облажаюсь.
— Я и двух нот сыграть не могу, София, — я поднимаю свой бокал в воздух. — Уверяю тебя, что смеяться — это последнее, что я буду делать, как только ты начнешь.
Верхними зубами она прихватывает нижнюю губу, и единственное, чего я хочу, почувствовать это на себе. Я не тороплю ее, хотя мне хотелось поцеловать эти измазанные красной помадой губы с того самого момента, как я впервые увидел ее в метро. Я сам удивляюсь тому уровню сдержанности, который демонстрирую. Однако моя решимость слабеет, особенно с тех пор, как мы одни в моей квартире, и ее соски теперь заметно затвердели под тонкой тканью платья, которое на ней надето.
— Мне нужно разогреться. Прикрой уши, пока я это делаю.
Я ставлю бокал вина на пианино и делаю как велено.
С минуту София смотрит на меня, прежде чем разразиться смехом.
— Я пошутила вообще-то.
— Господи, — бормочу я себе под нос. — Ты можешь заставить меня сделать все, что угодно.
— Что угодно? — София приподнимает левую бровь. — Я собираюсь проверить эту теорию.
— Сегодня вечером? — спрашиваю. Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить, потому что знаю, слова, которые я собираюсь сказать, сопряжены с риском. Она может уйти отсюда ко всем чертям и никогда не оглядываться назад, или остаться и обдумать возможность того, что между нами что-то может развиться. — Скажи, что ты испытаешь это сегодня вечером, София, потому что клянусь, если бы ты попросила меня что-нибудь с тобой сделать, я бы не медлил.
На этот раз румянца нет, ее глаза прикованы к моим. София тяжело сглатывает и затем, наконец, возвращается к пианино.
— Присядь и послушай, Николас. Просто расслабься и позволь музыке проникнуть в тебя.
Глава 14
София
Мне требуется целых три минуты, чтобы решить, что же сыграть для него. Обычно, когда кто-нибудь просит меня сыграть на пианино, я погружаюсь в самую легкую музыку, которую знаю — «Лунную сонату» Моцарта. Я могу играть ее с закрытыми глазами, но не хочу возвращаться к знакомому. Вместо этого я выбрала «Арабеску» Шумана. Это произведение, над которым я потела более трех месяцев, прежде чем, наконец, довела его до совершенства в выпускном классе средней школы.