– Людмила Афанасьевна тебе запретила посещения.
– Она не вправе их запрещать. Я же твой друг.
– Ты мне никто.
– Не груби, куколка. Если бы я был тебе никто, мы бы с тобой не переспали. Как думаешь, у меня верный ход мыслей?
– Вполне. Но это ошибка.
– Ошибка – что? Наши отношения или наша близость?
– Все вместе. Ошибка.
– Ты не права. Я же уже говорил тебе, от судьбы не сбежишь. Мы не можем друг без друга, и ты это отлично знаешь.
– Сергей, у меня есть парень.
– И что, твой парень? Разве это когда-то кому-то мешало? Парень не стенка, подвинется.
– Ты очень наглый.
– Я знаю. Наглость – второе счастье, солнышко.
– Не вижу в этом никакого счастья.
– Ну, это ты не видишь, а я вижу. Давай не будем препираться, хорошо?
– Окей. Я просто брошу трубку.
– А я наберу тебя еще раз. И еще. Пока мы с тобой не начнем общаться по-человечески.
– Идемте все на обед! – прокричала Анастасия Михайловна, дежурная в этот день медсестра.
– Слышал? Мне пора. И просьба… не звони больше. Иначе я опять пожалуюсь.
– Как тебе угодно…
Я сбросила звонок и пошла, хромая, в столовую.
– Кто звонил? – спросила Света, когда большая часть больных уселись за столы.
Столовая была небольшая, и не все помещались, отчего оставшиеся пациенты толпились у дверей, ожидая своей очереди.
В помещении поставили пластиковое окно, ручку которого снимали после открывания. Через маленькое окошко подавали тарелки с едой, а дежурные вместе с медсестрой их расставляли.
Сегодня на обед были борщ, картофельный гарнир с котлетой и компот. Такие деликатесы готовили очень редко, давали, в основном, тушеную капусту с мясом, сваренные с рыбой макароны и различные каши, от которых со временем становилось тошно.
– Твой жених? Ну тот, седовласый…
– А кто же еще? – фыркнула я. – Нашел же как-то мой номер… Я подумала, мама звонит, тем более, Людмила Афанасьевна пообещала ей позвонить и все рассказать. Не представляю, как я буду перед ней оправдываться…
– А может, он все-таки хороший? – предположила Катя. Она сидела вместе с нами за одним столом, находящимся у окна. Внезапно погода переменилась, и солнце вскоре скрылось за плотными грозовыми тучами. – И ты несправедливо к нему относишься? Не думала об этом?
– Ой, помолчала бы! – фыркнула Нина.
– Ты считаешь хорошим человека, который затолкал меня в туалет и изнасиловал? Как бы там ни было, я считаю это насилием. Я знаю, я тоже хороша, дала себя лапать…
– Но ты же не сопротивлялась! Не кричала, не звала на помощь… Какое же это насилие, Насть? Мне кажется, мужик просто в тебя втюрился, а ты это принять не можешь. Тем более, он красавчик. Каким бы наглым он тебе не казался, он красив внешне. И его все-таки есть за что любить. Он тебя добивается, разве ты это не видишь?
Я наградила Свету гневным взглядом.
– За что его любить? За то, что он изнасиловал меня в туалете?
– Опять двадцать пять! Ой, ладно, завязывайте! Все равно ты со временем все поймешь. Давайте лучше жрать в темпе, пока нас на первый этаж не спустили.
17
– Ты карточку-то верни. Мне нужно приблизительный эпикриз написать, пока она в отделении. Твоя мама завтра поедет домой. Ты ее хоть встреть, что ли. По-моему, ты никого, кроме Насти, и не видишь никого. Подумай хоть о ком-нибудь, кроме себя, хорошо? – И Людмила положила трубку.
Сергей фыркнул и отбросил телефон на стол.
Вся квартира утопала в табачном дыму. Он курил одну сигарету за другой, пытаясь успокоиться.