— Все приметы Древнего, какие сможешь вспомнить. Детали очень важны, мой милый монстр, так что постарайся на славу.
Майра замерла, затаив дыхание и до боли сжимая перо в пальцах. “Милый монстр” — это еще что такое?! Панибратство, граничащее с хамством, и будь на ее месте Аврора или Бай, они бы точно нашли, что ответить — что-нибудь резкое, хлесткое, как удар розгами. Смогли бы они сохранить жизнь после этого? Сомнительно, но попытка — не пытка.
Но вместо того, чтобы дать наглому чародею отпор, Майра уткнулась лицом в девственно-чистый лист бумаги, припоминая все, что могла вспомнить о Древнем.
Орфей под руку не лез. Скрылся во внутренних комнатах, и теперь до нее его доносился приглушенный, но очень возмущенный голос. Кажется, Бурбон снова опустошил винный шкафчик и теперь ему угрожали непременной и безотлагательной высылкой на болота. Она вдохнула поглубже, занося перо над страницей.
Строчки появлялись на бумаге сами, будто без ее вмешательства, хотя она определенно помнила, как погружала перо в чернильницу и корябала короткие заметки, отступив от края положенных четыре клетки.
А вот рисунок, проступивший ниже, точно не имел к ней никакого отношения. Схематичный, но точный, вобравший описания самой Майры — мешковатое пальто, пуговицы в виде костей, острые акульи зубы, глаза, полыхающие сапфировым огнем.
Когда работа была завершена, объявивший на кухне Орфей без церемоний выдрал листок у нее из рук, поднося к лицу. На его руках багровели несколько свежих царапин — Бурбон угрозу ссылки к тетушке по достоинству не оценил.
— Понятия не имею, кто это, — сказал Орфей, почесывая переносицу, и вздохнул. — Пальто кажется знакомым, но вот где его видел — хоть убей не помню.
Он еще что-то говорил, о вреде дриадского вина на вечеринках и о скуке приемов Шабаша, но какое это имело значение? Майра свою часть уговора почти выполнила — предоставила информацию о том, как выглядел злодей, покусившийся на память Орфея, так что ей здесь еще делать?
Но стоило отдать чародею должное, в доме из красного кирпича было очень уютно. Через цветные витражи сочился преображенный свет от уличных фонарей, пушистые ковры скрадывали шаги, позволяя ступать мягко, как по заросшему лугу, а в комнатах жил аромат полироли и свежего дерева. Здесь царила атмосфера спокойствия, где не нашлось бы места тревоге, вечной спутнице Майры. В Столице пожирательница Снов изо дня в день ощущала себя несчастным травоядным, за которым вот-вот начнется охота. Под крышей дома на Сливовой улице волнения угомонились на минуту, позволяя сделать глубокий вдох. И тогда Майра смогла оглядеться повнимательнее.
Все, до чего мог дотянуться пытливый взгляд, было наполнено волшебством. Она, со своим слабым внутренним зрением, улавливала лишь оттенки магии — медь, серебро и проблески золота. Последнее казалось чужеродным, силой втянутым в уютный мирок, который носил на себе отчетливый отпечаток волшебства Орфея.
“Чья это магия?” — подумала Майра и подпрыгнула, когда кто-то коснулся ее плеча.
— Если снова встретишь, сможешь его узнать?
Он держал чернильный рисунок на вытянутой руке, кусая губы. Щурился, поворачивая его то так, то эдак, будто угол обзора мог приоткрыть дверцу к тайне Древнего.
Майра пожала плечами:
— Это будет нетрудно. Он выделяется.
Он стащил фартук, швыряя его на соседний стул. Потянулся, разминая мышцы, а затем спросил, лукаво улыбаясь:
— Хочешь выпить кофе?
— Посреди ночи?
Но Орфей не был бы Орфеем, если бы подобная мелочь могла его остановить. Он снова напомнил Майре сильнейший магнит, что увлекает за собой скрепки, чайные ложки и мелкие монеты. Именно такой монеткой она ощущала себя — безвольной, обреченной на то, чтобы следовать за утомительной мощью силы притяжения.