— Почему тебя это удивляет? — Спрашиваю я.
— Может быть потому, что ты, блядь, ушла ни с того ни с сего, когда не добилась своего, — огрызается он. — Ты ведь не совсем проповедовала вечную любовь в тот момент, не так ли?
Мне нечего на это сказать, и за столом снова воцаряется тишина. Я отставляю свой напиток и встаю, чтобы пойти к бару за другим стаканом. Пока я стою там, моя тошнота усиливается, и я лезу в сумочку за таблетками, дрожащими руками закидываю пару таблеток в рот, пытаясь прийти в себя.
— Вэл, — шепот доносится до моей шеи, когда рука Куэйда останавливается на моей пояснице. — Мне жаль.
Я быстро бросаю пузырек с таблетками обратно в клатч, чтобы он не смог увидеть, что это. Делая глубокий вдох, я поворачиваюсь к нему лицом. Когда я поворачиваюсь, он стоит всего в дюйме от меня, и его взгляд с тоской ненадолго скользит по моим губам, прежде чем он снова встречается со мной глазами. Он берет меня за локоть и выводит обратно на улицу, чтобы у нас было хоть какое-то подобие уединения, по крайней мере, от двух других.
— Это та дыра, которая просто горит внутри меня. Ты знаешь, сколько ночей я провел в детстве, представляя, что буду играть за Алабаму, представляя, что однажды буду играть за НФЛ и выиграю Суперкубок?
Я просто смотрю на него, очарованная страстью в его голосе.
— Каждую ночь. И в каждом из этих снов о моей жизни ты была рядом со мной. А потом я получил травму и, вероятно, потерял все это. И что меня больше всего беспокоит в этот момент, так это то, что моя травма означает, что, хотя ты здесь, со мной, ты никогда не будешь частью этой жизни со мной. Ты никогда не будешь сидеть на этих трибунах, подбадривая меня. Я проиграл эту битву.
По моей щеке скатывается слеза.
— Так что, ты закончил играть в футбол? — Шепчу я, мое сердце болит из-за того, что он теряет не только свое любимое занятие, но и из-за того, что мы оба теряем мечту испытать это вместе.
Он закрывает глаза и чертыхается.
— Я не уверен. Но я сейчас здесь, так что, вероятно.
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, что угодно… что угодно, но не то, чтобы он шел домой и готовился к новому сезону. Потому что я понимаю, что я эгоистичная сука.
— Но дело даже не в этом, — рявкает он, обрывая меня. — Ты знаешь, каким чертовски одиноким я был все эти годы? Как ты думаешь, кто-нибудь из людей, с которыми я проводил время, на самом деле был там только из-за меня? Нет, все они были там из-за того, что могли получить от меня. И я научился этому довольно быстро после того, как получил травму, я даже не смог заставить ни одного из моих так называемых лучших друзей, черт возьми, ответить на мой гребаный телефонный звонок. — Он вздыхает и снова откидывает волосы назад, уставившись вдаль, не любуясь видами, а погружаясь в воспоминания.
— Интересно, не правда ли, как можно видеть, как жизнь человека разворачивается в средствах массовой информации, и думать, что знаешь о нем все, — шепчу я. — Знаменитости. Они такие же, как мы.
Я говорю это, чтобы поднять настроение, и это срабатывает, потому что он фыркает и смотрит на меня как на сумасшедшую. После того, как он заканчивает смеяться, его взгляд снова опускается на мои губы.
— Я думаю, что все уже попробовали тебя на вкус, кроме меня. — Его голос грубый и сиплый, и я испытываю легкий шок от того, сколько эмоций я испытала за такое короткое время.
Вероятно, больше, чем я испытала за последние десять лет, поскольку моими основными эмоциями в течение этих лет были разочарование и печаль.