— Хочешь знать, почему мы поругались?
— Если ты готов об этом рассказать…
— Она высказалась против нашей дружбы. Против тебя. Никто не смеет так говорить о тебе! Я послал ее, а она послала меня. Завтра заберу свои вещи и перееду на свою квартиру.
Я немного опешила от его реакции, но всё же решилась сказать:
— Ну, Глеб, её можно понять. Она твоя девушка, ей неприятно, что ты дружишь с другими…. Она просто ревнует тебя, ведь ты замечательный и очень симпатичный, — улыбнулась я.
— Ты считаешь меня симпатичным? — томно и с интересом посмотрел он.
— Да, считаю… — сказала я, стараясь не показывать смущение от его вопроса.
Он снова толкнул меня к стене, удерживая мои запястья. Он приблизился почти вплотную и, вдохнув аромат моих волос, едва коснулся губами шеи.
Моё тело ответило предательской дрожью. Я понимала, что начинаю испытывать к нему что-то большее, чем просто дружеские чувства.
Пульс участился, дыхание стало рваным и поверхностным, а по телу прошла волна жара. Грудь вздымалась, сердце беспорядочно колотилось, а губы хотели лишь одного — прикоснуться к его приоткрытым губам. Он посмотрел в глаза и отчаянно примкнул к моим губам. Поцелуй был глубоким и обжигающим. Глеб впечатал меня в стену, всё ближе и ближе прижимаясь своим телом. Наш поцелуй был словно ураган, сметающий всё на своём пути.
Если бы не плачь, проснувшейся в этот момент Киры, всё могло бы закончиться очень даже серьёзно. Я вырвалась из жарких объятий и пошла, успокаивать дочь.
Уложив Киру, я обнаружила Глеба спящим на диване в гостиной. Накрыв его клетчатым пледом, я отправилась спать в свою комнату.
Утром я сделала вид, что всё как обычно. Но не могла не думать о том, что между нами произошло ночью. Будто у обоих резко случилось помутнение рассудка.… Глеб тоже вел себя, как ни в чем не бывало, может специально, а может он просто не помнил о том, что между нами было.
Вскоре с работы пришёл отец и столкнулся на лестничной площадке с Глебом. Он не стал задавать лишних вопросов. И я этому была рада, потому что и сама не знала, как это объяснить.
Каждый вечер, ложась в постель, я прокручивала тот момент с Глебом. И все больше ловила себя на мысли, что он мне очень нравится. Если бы Кира нас тогда бы не прервала, мы бы точно переспали. Это одновременно пугало и вызывало интерес.
Было сложно определить, взаимны ли мои чувства, возможно он просто под влиянием алкоголя взялся за старое, а единственная девушка поблизости была я. Я не питала каких-то иллюзий по этому поводу. Глеб всегда относился ко мне хорошо, как к младшей сестре, но не более. С другими девушками он становился другим человеком — пошлым, ненасытным и несерьезным.
«Возможно, я вообще не в его вкусе» — думала я. Среди его девиц были такие красотки, что глядя на них, можно пустить слюнки. Они охотно «велись» на его подкаты, природное обаяние и харизму. И пусть он ничего никому не обещал, они были рады хорошо провести с ним время.
Однажды я спросила его, почему он не хочет серьезных отношений, на что он мне ответил, что его родители друг друга никогда по-настоящему не любили. А только портили жизнь себе и маленькому Глебу, постоянно изменяя друг другу и устраивая скандалы. Поначалу они очень хорошо притворялись идеальной семьей. Но позже, всё тайное стало явным. Поэтому Глеб просто не верил, что можно кого-то искренне любить. Он считал, что проще ни к кому не привязываться, ведь так не сможешь сделать больно ни себе, ни второй половинке.
Я была с ним не согласна. Я всегда верила в настоящую любовь, такую, которая была у моих родителей. Даже смерть не смогла их разлучить и разрушить их глубокие чувства. Папа ни на день не забывал о маме, иногда даже писал ей письма, которые потом сжигал.
Я верила, что когда придет настоящая любовь, ты не сможешь ей противиться. Все маски слетят, а убеждения и принципы полетят к чертовой бабушке. Человек против нее бессилен. И только, по-настоящему полюбив, ты становишься тем, кем должен быть.
В один из тёплых осенних дней мы с Кирой отправились в детскую поликлинику, чтобы пройти плановый медосмотр. Как раз туда, где проходил практику Глеб. Пока мы ждали своей очереди в кабинет, из-за угла вынырнул Глеб и, облокотившись о стену, спросил: