— Мона, это место — наш дом, — выдыхает Илай.
Его бесит мой любознательный ум. Илай любит этот остров и то, что я тут, как в ловушке.
«Мой дом там, где Клара».
Протянув руку, Илай убирает с моей щеки прядь волос и нежно мне улыбается. У меня внутри все сжимается от тишины. Илай всегда заботился о нас с Кларой, но, когда мы с ним остаемся одни, бросает на меня затяжные взгляды, от которых мне кажется, что, несмотря на нашу пятилетнюю разницу в возрасте, он видит во мне больше, чем друга. Илай любит нашу жизнь и верит в видение моего отца, за исключением тех случаев, когда дело доходит до запретных прикосновений ко мне. Он ругает меня за нарушение правил, но сам нарушает самое строгое из них.
Я опускаю взгляд на его пухлые губы, невольно размышляя о том, каково это — целовать их, чувствовать на себе их поцелуи. Это будет так же, как в книге рассказов? Волшебно? Судьбоносно?
— О чем ты думаешь? — спрашивает Илай и проводит языком по своим губам.
Меня воспитали в убеждении, что мои мысли нечисты, и мне следует хранить целомудрие для мужа, но назойливый голос где-то внутри твердит, что моя жизнь — это моя жизнь, и я должна делать то, что мне хочется, а не то, что меня заставляют.
Каждая мысль, идущая вразрез с Писанием, говорит мне, что я непокорная, но, может, в этом и нет ничего плохого.
Мой отец называет это тьмой, что вытесняет Божий свет. Развращает целомудренных. Что такого замечательного в этом целомудрии? Мы пленники не тьмы, а его света.
— Интересно, каково это — целоваться, — пожимаю плечами я.
Илай распахивает глаза, его взгляд будто стекленеет, и уголок моего рта приподнимается в улыбке.
— Ты хочешь, чтобы тебя поцеловали? — наклоняется он ко мне, заслоняя солнечный свет.
Я подаюсь к нему, мое лицо в сантиметре от его лица. Каждый выдох — это его вдох. Губы Илая приоткрываются, а грудь все быстрее поднимается и опадает.
Прошептав «Да», я «клюю» носом его нос, вскакиваю на ноги и бросаюсь с берега к опушке леса.
— Вот паршивка! — выкрикивает он, кинувшись в погоню.
От моего смеха с верхушек деревьев взлетают в небо птицы, под бегущими ногами шуршат листья и ветки. Я слышу приближение Илая и визжу, когда он налетает, сбивает меня с ног и кружит. Затем прислоняет к стволу большого дерева, прижав спиной к шершавой коре.
Он слишком близко. В его глазах полыхает огонь.
— Ты знаешь, что мне нельзя тебя целовать, — произносит Илай, но язык его тела говорит мне другое.
— Сегодня мой День рожденья, — напоминаю ему я.
Протянув руку, я притягиваю его к своим губам, и он не сопротивляется.
Соприкосновение неловкое, неуклюжее. Мы стукаемся зубами, наша неопытность очевидна.
Земля не переворачивается, и сердце не выпрыгивает из груди. Моя жизнь никак не меняется.
Внутри меня пускает корни разочарование… и они медленно начинают прорастать.
3
МОНА
Когда я возвращаюсь, в доме тихо. Каждый раз, когда я переступаю его порог, меня переполняет чувство страха. Наш дом находится на границе острова, так близко к гавани, что я вижу ее из окна своей спальни. Ночами я часто думала о том, чтобы сбежать, спрятаться на одном из продовольственных судов, что курсируют в город за продуктами для здешнего рынка, но меня удерживает страх.
Что, если меня поймают? Отец тогда посадит меня в тюрьму? Очистит от грехов? А что, если меня не поймают, и я доберусь до города? Вдруг те чудовища, о которых говорит отец, разыщут меня раньше, чем Клара?
С чувством разрастающейся в груди печали я крадусь в дом. Я прохожу уже половину пути, но тут меня пугает голос отца:
— Сегодня утром ты пропустила чтение Священного Писания.
Его слова вонзаются в меня, словно лезвие ножа. Сердце бьется о грудную клетку. Я думала, что он в церкви.
— Прости, отец. Мне хотелось увидеть восход солнца. Он напоминает мне о Кларе, — бормочу я.
От звука ее имени лицо отца всегда темнеет, предвещая страшную бурю, грозящую своей непредсказуемостью. Клара его плоть и кровь, но от неприкрытого презрения, которое он к ней испытывает, можно подумать, что я говорю о какой-то грешнице из внешнего мира
Бум. Бум. Бум.
— Твоя сестра нарушила наш закон. Покинув нас, она впустила в душу грех.
Тон его голоса остается удивительно ровным и сдержанным, отчего по моему телу пробегают мурашки. Опаснее всего, когда отец обманывает своим спокойным поведением. Это для того, чтобы вы ослабили бдительность и не заметили в нем дьявола.