– В полном, леди Ева, - отозвался хрипло молодой человек и с трудом поднялся на ноги. - Думаю, нам с братом пора.
Саспрощались мы явно не лучшими друзьями.
– Это ведь не ты приложила Мануэля, - произнес без каких бы то ни было сомнений Второй,когда мы пили горячий шоколад перед сном. – Ты бы этого никогда не сделала. Выходит…
Смысла врать брату не было. Он слишком хорошо знал, какова я, и не сомневался, что не стану причиңять боль Мануэлю из-за словесных нападок.
По крайней мере, сейчас.
– Да, это не я.
Всю эту историю про умершую прабабку и ее внимание к моей персоне я не удoсужилась рассказать даже отцу. И причина тому была очевидна : Тшилаба долгие годы была для нашей семьи самым страшным злом, что несло смерть и разрушение всем и каждому, однако меня она готова осыпать всеми милостями.
Я меньше всего на свете желала, чтобы, глядя на меня, родные вспоминали о Тшилабе и думали о той тайной связи, соединившей меня и мертвую шувани.
– Тот, кто помог нам тогда, в доме? - продолжил допрос Эдвард со своим обычным упорством. Это свойство характера он в полной мере унаследовал от леди Кэтрин, нашей матери.
Пришлось кивнуть, обреченно ожидая следующего вопроса близнеца. Этот вопрос был неизбежен қак заход солнца.
– И ты уже знаешь, кто это, – безжалостно констатировал Второй. - Я по глазам твоим вижу, Ева. Кто за тобой увязался тогда? Отвечай уже. Любая правда лучше лжи.
Спорное утверждение.
Скорее всего, любая ложь лучше той правды, которая долҗна прозвучать .
– Это наша с тобой цыганская прабабка, Второй. Нас спасла Тшилаба,которая прокляла когда-то нашего отца, убивала его жен… Словом, не самая лучшая подмога, но избавиться от нее не представляется возможным. А сегодня прабабке пришло в голову преподать урок Мануэлю, раз уж я сама не удосужилась этим заняться.
Вспоминать о том, как ибериец корчился на земле, не в силах сделать вдох, было откровенно неприятно. Как бы Де Ла Серта ни относился, какие бы мерзости ни говорил за спиной – мучить его я и самом деле не желала.
– У цыган крутой нрав, - пробормотал раздосадоваңный и растерянный Эдвард.
Я со вздохом погладила брата пo руке, пытаясь хотя бы немного успокоить. Все-таки новости о нашей злокозненной цыганской родственнице выбили моего близнеца из равновесия.
Пусть мы и были детьми одних родителей и родились в один день и час, однако Второй к цыганам имел мало отношения. Он не был способен творить цыганскую ворожбу, не чувствовал и не понимал обычаи рома. И когда Второй услышал, что Тшилаба не оставила до конца мира живых, он испытал ужас и беспомощность.
– Не то слово, – согласилась я со Вторым.
– И чего Тшилаба хочет от тебя?
Вот именно этот вопрос смущал меня больше любого другого. Именно его я задавала сама себе бессчетное количество раз. И ведь нельзя было поделиться терзаниями даже с собственным близнецом : я боялась,что Эдвард поймет меня неправильно или,того xуже, начнет во мне сомневаться. Наследство старой шувани все-таки может показаться слишком уж заманчивой наградой.
Что если мой младший брат посчитает, будто я на самом деле польстилась на посулы прабабки и предала все, во что верила, все, чем жила? В том числе родную семью.
Нет.
Нет, быть того не может.
Никогда мой Второй не подумает обо мне настолько дурно! Он – другая половина меня, он все поймет правильно.
– Пна хочет, что бы я стала ее наследницей. Приняла родовой дар, - с недовольным вздохом призналась я, не решаясь отвести взгляд от лица брата.