В карете воцарилось молчание.
они ехали, все дальше от замка, и Камилла наконец смогла унять противную дрожь. А мысли все крутились и крутились, словно колеса, возвращаясь к одному и тому же вопросу: как такой красивый мужчина, как Эдвин Лоджерин, мог оказаться такой свиньей и мерзавцем? Как такое возможно? Всегда ведь говорят, что внешность отражает характер. А оказывается — далеко не всегда.
она-то, дурочка, думала, что выйдет замуж за принца, и все будет хорошо.
А получилось… некрасиво и нехорошо.
Камилла бросила взгляд в окно кареты: постепенно они приближались к лесу. Высоко в небе сияла чистая монетка луны, и оттого ельник казался облитым серебром. но к луне подкрадывалась большая темная туча, намекая на скорый дождь. Или даже грозу. Камилла нашла на небе созвездие Хранителя и мысленно попросила его, чтобы все было хорошо, и чтобы все забыли сегодняшнее происшествие. но что-то подсказывало, что Эдвин Лоджерин такое не забудет. Вряд ли ему давали пощечины в присутствии такого количества знати.
Потом дорога влилась в самую гущу леса, и неба не стало видно. Все укрыла тьма, но не уютная и бархатная, а холодная, перемешанная с клочьями тумана и беспокойная.
— Как бы чего не случилось, — сонно пробормотала маменька.
«Как бы ничего не случилось», — повторила мысленно Камилла, невольно вспоминая, какой горячей и жесткой была ладонь принца. огненный росчерк в ночи, стремительный, не ведающий пощады… она вытерла пальцы о подол платья, пытаясь стереть саму память о прикосновениях этого человека. отвратительно… Все просто отвратительно.
И время как будто замедлило ход. Сколько еще ехать сквозь лес?
…она почему-то не удивилась, когда услышала конское ржание и топот копыт.
— Что это? — встрепенувшись, Камилла затрясла матушку за руку, — вы слышите? Папа?
— Слышу, — недовольно пророкотал барон, — не могу сказать, что мне это нравится. но… будем молиться, чтобы обошло стороной.
— но ведь… это могут быть верги? — спросила матушка.
— Зачем им лошади, дорогая? они выскакивают из-под земли, словно грибы по осени.
отец закряхтел, завозился на своем сиденье, и Камилла с ужасом увидела, как в потемках блеснула сталь.
— Папа…
— Помолчи, — строго сказал он, — и если что… выскакивай по другую сторону кареты. И беги. Прямо в лес. Хранитель милостив, ничего с тобой не случится. нет, постой. мать, помоги ей избавиться от юбки.
— Что? — пискнула Камилла.
— Быстрее, быстрее, — матушка уже ловко развязывала пояс, — вот так…
Шелк прохладной волной сполз на сиденье, а Камилле вмиг сделалось так холодно, что зубы застучали.
— Успокойся, — сказала матушка, — иногда нужно оставаться очень спокойной, только тогда ты сможешь что-то сделать.
И зачем-то быстро поцеловала в лоб.
Лошадиное ржание внезапно раздалось совсем близко. Какие-то окрики, приказ остановиться…
— Это не верги, — как-то устало сказал отец, — не верги.
Карета дернулась и стала. А потом раздался крик, стремительно перешедший в булькающий хрип. И тяжелый звук падения.
Барон дождался, когда снаружи резко открыли дверцу кареты, ткнул наугад кинжалом, но, видать не попал, потому что невидимая сила тут же выволокла его, и последнее, что Камилла услышала, было:
— Беги!
— Беги, — повторила матушка, ее светлые глаза вдруг показались двумя провалами в вечную ночь.
И не успела Камилла опомниться, как матушка, такая нежная и хрупкая, резко толкнула противоположную дверцу, буквально вышвыривая Камиллу куда-то в ночь и колючки.
— мама! — Камилле казалось, что она кричит, но на самом деле из горла ползло сипение.