– ..своеобразные у вас методы ...преподавания, – выкрутилась я, снова бросаясь в атаку.
Тот только дернул уголком рта.
– Мне начинают нравиться наши занятия, – произнес он после того, как я в очередной раз с его подачи растянулась на полу.
А мне вот совершенно нет.
– Так и знала, что вы садист, – буркнула сердито, поднимаясь на четвереньки. – Только садист наслаждается избиением младенцев.
Меня резко вздернули вверх за шкирку, ставя на ноги и не позволяя отстраниться.
– Будь так, ходить вам битой еще восемь лет назад, – сурово произнес он, – тогда у меня было куда как больше причин для этого.
– Вы сами виноваты! – зашипела я прямо в эти исподлобья глядящие на меня желтые луны.
– Допустим, – низкий голос опасно завибрировал, – Понять бы еще в чем... Но ради своих забав вы не пощадили самого светлого и чистого человека, которого я знал.
В горле отчетливо встал комок, даже дышать стало труднее.
Он отпустил меня мягко и отошел, но показалось, что только что не отшвырнул с брезгливостью.
– Хотя за Мари я даже вам благодарен, – сказал он, надевая сюртук, – она была мне очень хорошим другом... На сегодня занятия окончены, можете идти.
Я отряхнулась, и, глядя исключительно в пол, чтобы ни одна каменная ящерица не увидела стоящих в моих глазах слез, быстро вышла вышла из тренировочного зала, позабыв попрощаться.
Ночью я не никак не могла уснуть. Я-то думала все давным давно забылось, но стоило Ливейскому ковырнуть своей когтистой лапой прошлое – и вот, пожалуйста, меня снова захлестнуло чувство вины.
С леди Марилой мы тогда поступили совершено по-свински. И, конечно, не могли этого не понимать. Ее репутация была полностью уничтожена, иначе, как о «непорядочной девице» окружающие о ней не отзывались. Нам бы следовало повиниться и попросить прощения, но сначала мы просто испугались, а потом оказалось, что леди Марила попросту исчезла. Никто не знал, где ее искать.
Говорят, непрожитые эмоции никуда не исчезают, прячутся до поры до времени, а потом в самый неподходящий момент выскакивают наружу и заставляют делать то, чего ты так долго пытался избежать.
Для меня случился ровно такой момент. Скрытое в дальнем ящике прошлого ощущение собственной провинности сейчас вылезло на поверхность, и настало мое время раскаиваться и в полной мере осознавать содеянное когда-то. Я вспоминала лицо леди Марилы – тонкое, нежное, всегда открытое нам, детям. Она всегда была добра к нам, и я даже представить не могла, когда бы она повысила голос или отчитала кого-то. Обидеть ее было даже хуже, чем отобрать конфету у ребенка. И мы сделали это, не задумываясь, легко, даже не заметив. Ее растерянный взгляд, когда она, опираясь на руку дракона, покидала наш дом, так и стоял перед моим внутренним взором, заставляя скукоживаться и разражаться сухими рыданиями. Это было не злобной шуткой, а настоящим предательством. Если бы я могла сейчас найти ее и попросить у нее прощения, я бы тот час же это сделала, но сухое «была» в исполнении дракона не оставляло на это шансов. И я заливалась запоздалыми слезам, купаясь в отвращении к себе и ощущая себя маленькой злобной дрянью.
Забылась сном я уже под утро и новый день встречала с тяжелой головой, красными глазами и тянущим комком под сердцем.
Хорошо, что сегодня кроме общих дисциплин в расписании ничего не было, и я могла сосредоточиться только на материале. Друзьям, которые не могли не видеть, что со мной что-то не то, сказала, что не очень хорошо себя чувствую. Поэтому никто не удивился, что после занятий, даже не пообедав, я поспешила к себе. Видеть никого не хотелось, и я даже на крышу сегодня не пошла, сидела, упрямо ковыряясь с планером, прямо в комнате, зарабатывая новые и новые ссадины. Даже собственные неудачи сегодня казались мне справедливыми и вызывали мстительное удовлетворение.. Вот почему, когда время подошло к ужину, и настала пора собираться на очередные «драконовы» муки, я даже обрадовалась, переоделась и решительно отправилась в тренировочный зал.
Сегодня мы немного поменялись ролями. Зал был открыт, я вошла, поприветствовав дагона Ливейского молчаливым кивком и, смотря в основном себе под ноги, начала разминку. Я снова бегала, прыгала, махала руками, молча делала все, что требовал от меня ящер, и ни разу на него самого не взглянула. Хочет дагон ректор, чтобы я попыталась его поколошматить – пожалуйста, я бодро, как могла, наносила удары. Недоволен, что недостаточно активно это делаю – я начинала прыгать сильнее. Изволит снова приемчики проводить, чтобы посмотреть, как весело я грохаюсь коленками в пол – извольте, я без лишних слов поднималась и принималась за упражнения снова.