О Боже, даже сейчас он пытается защитить меня и сделать так, чтобы со мной все было в порядке, как всегда. Словно в тот раз, когда мы оказались окружены акулами, и он нырнул под воду, чтобы спасти меня. Или когда в моем баллоне закончился запас воздуха, и мы попали в отстойник2, а он остался дышать вместе со мной, подвергая свою жизнь риску. Он всегда защищал меня, любил меня. Боже, он заслуживает гораздо большего, чем женщина, которая вожделеет других. Вожделеет его семью.
Я знаю, что должна сделать. В этот раз я должна защитить его. От меня.
— Тайлер, нет, я больше так не могу.
Он поворачивается ко мне, сбитый с толку.
— Детка, что ты…
— Все кончено, — выпалила я. — Прости, я больше не могу быть с тобой.
Слова срываются с моих губ, и он отшатывается назад, словно я ударила его. Его сердце разбивается прямо на моих глазах. Он тянется ко мне, браслеты, которые я сделала для него, обвивают его запястье вплоть до предплечья, по одному на каждую пещеру, в которой мы побывали.
— Пей…
Я качаю головой и отступаю назад, ударяясь о ступеньки.
— Мне жаль, Тай. Все кончено, я не могу этого сделать. Пожалуйста, отпусти меня, — затем я разворачиваюсь, как цыпленок, не в силах выдержать растерянность и душевную боль, написанные на каждой красивой линии его лица и сокрушенного тела. Я сползаю вниз по лестнице, как в тумане. Я слышу, как он кричит, а потом начинает плакать. Мои собственные слезы текут с новой силой.
Я возвращаюсь в свою каюту и оглядываю пространство, которое мы разделяли. Повернувшись, я хватаю рюкзак и запихиваю туда свою одежду и вещи, замешкавшись у приклеенной на стене фотографии, на которой изображены мы с отцом. Мы оба в снаряжении и улыбаемся под лучами солнца. Это был наш первый совместный выход в море… тот, где я встретила Тайлера.
Я целую снимок.
— Прости меня, папочка. Я так сильно облажалась в этот раз. Дыханием тут не поможешь. Я не думаю, что это можно исправить, — я почти слышу его вздох, когда он говорит мне, что все поправимо. Но не это.
Только не с его сердцем.
Не с моим.
Я застегиваю рюкзак, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что Кален стоит у двери. Его темные глаза смотрят на меня, и что самое страшное? В них — осознание, разочарование. Он знает, что и почему я делаю, и возненавидит меня за это.
Они все возненавидят меня.
Он открывает рот, потом качает головой и отступает назад, не загораживая дверь. Не останавливая меня. Я спешу мимо, и с каждым шагом мое сердце разбивается все сильнее.
— Надеюсь, ты знаешь, что только что выбросила, — шепчет он позади меня.
Я знаю, но это никогда не было проблемой. Я выбросила свою жизнь и единственного мужчину, который когда-либо любил меня. Всю мою семью. Я разбила ее, но это лучше, чем разрушить ее полностью.
Это лучше, чем я разрушу ее.
Лучше пусть они ненавидят меня, а не друг друга.
Я слышу, как Риггс и Фин пытаются успокоить Тая, спрашивая, что случилось, пока я добираюсь до задней площадки и подбираю ботинки. Я бросаю свой рюкзак в надувную лодку. Не смотрю ни вверх, ни назад, — не могу, иначе рухну на колени и начну умолять их понять. Не ненавидеть меня.
Трясущимися, непослушными пальцами я отвязываю лодку и запрыгиваю на нее. И тут я слышу его.
— Пейтон! — кричит он.
Я поднимаю голову и встречаю взгляд голубых глаз с разбитым сердцем: он стоит у лестницы, грудь вздымается. Я ясно вижу по лицу, он умоляет меня не делать этого. Не оставлять его.
Не оставлять их.