Георгий машинально подтянул мышцы брюшного пресса, хотя никогда не имел проблем, связанных с избыточным весом, оставаясь всегда поджарым.
- Что же касается детей... - Инга замолчала, словно эта тема для нее была особенно болезненной. - Что ж, если Ланард сильно захочет иметь ребенка, - а он уже хочет - возьмем кого-нибудь на воспитание... Впрочем, - Инга ехидно улыбнулась, - если ты готов и, главное, можешь мне предложить, как говорится, адекватную альтернативу, я, пожалуй, соглашусь... подумать над ней.
Она громко расхохоталась, немного фальшиво, на грани нервного срыва. Георгий проверил свои аккуратно подстриженные ногти и побелевшую от растворителей кожу пальцев и сказал:
- Ну, в общем, я готов. Также готов подумать... до утра. Завтрашнего дня.
- Ладно, пошутили и будет, - Инга встала и начала мыть чашки в раковине мойки. - А потом, почему ты решил, что мне плохо с ним?
- Помнится, ты говорила что-то о перекрещении двумя руками, нет?
- Ну да, говорила. А ты разве не знаешь, что женская логика самая алогичная логика в мире.
- Ага! Значит, вы сами сознаете, что логика ваша алогична?
- Ничего я не сознаю. Женщина живет не сознанием, а чувствами.
- Ясно-ясно. "Чуйства!" - как говаривал незабвенный Аркадий Райкин. Страсти-мордасти!
- А может, я мазохистка?
- О! - воскликнул Георгий, - тут ты не одинока. У кого в жилах течет хоть капля русской крови - мазохисты. Мы народ-мазохист. Ужасно любим страдать и получать от этого удовольствие. Иначе чем объяснить, что русский народ всю жизнь - год за годом, век за веком - живет так паскудно. Ведь ни одного американца, под страхом казни на электрическом стуле, не заставишь так жить!
- Ну вот, - сказала Инга, ставя мокрые чашки на стальной поднос, - мы уже и до политики добрались. Мой дорогой, кухня на тебя действует разлагающе.
- Прости, дорогая, - проклятая привычка старого диссидента.
- Ладно, диссидент, хватит трепаться, пошли... спать, то есть жить.