Говорят, ты не ценишь то, что имеешь, пока не потеряешь, и каждый вибрирующий нерв в моём теле говорит мне, что я не готова потерять мужа. Не сейчас. Не тогда, когда я наконец призналась себе, что люблю его. И мысль о том, что я обречена прожить жизнь без него… Я этого не перенесу.
— Пожалуйста, — говорю я, когда отец молча наблюдает за мной. — Пожалуйста, помоги мне.
— Всё сделаем, — резко кивает Федоров.
Он поворачивается к мужчине рядом с ним, на которого я даже не потрудилась взглянуть, и рявкает что-то по-русски. Платиновый блондин отвечает и исчезает за дверью. В коридоре я слышу эхо его разговора с кем-то по телефону.
— Мы сейчас же уходим, — говорит Фёдоров. — Этот район для тебя недостаточно безопасен. У меня есть другое место, куда мы можем пойти. Оно намного удобнее.
Я смотрю на Голиафа и изучаю жесткую линию его челюсти. Он смотрит на моего отца, а не на меня. Я толкаю его локтем, чтобы привлечь внимание.
— Ты согласен? — спрашиваю я.
Тёмный взгляд Голиафа переходит с моего отца на меня.
— Фордж хотел бы, чтобы вы были в максимальной безопасности.
— И в этом мы всегда будем достигать согласия, — говорит мой отец.
Белевич произносит из коридора, где он слушал весь разговор:
— Я согласен. Надо уходить. Для Марины будет безопаснее, если мы уйдём.
— Хорошо, — произношу я, соглашаясь в основном потому, что не хочу втягивать в это невинного человека, особенно после того, как она сделала всё возможное и невозможное, помогая нам. — Тогда пойдёмте.
Глава 8
Индия
Более спокойное место, куда приводит нас Григорий Фёдоров, запирается как хранилище. На самом деле, оно находится над хранилищем.
— Я владелец этого банка и здания, — говорит он, используя отпечаток большого пальца, чтобы разблокировать лифт, который доставит нас на верхний этаж исторического здания.
Как и Голиаф, я проверяю все возможные выходы, потому что Джерико хотел бы, чтобы я сделала именно это. Оставайся любой ценой в безопасности.
Белевич отказался поехать с нами, и часть меня запаниковала, когда он запрыгнул в стоящий у обочины перед ветклиникой Гелендваген.
— Я тебе больше не нужен, — сказал он. — Ещё увидимся, Инди. Хотелось бы надеяться, при более благоприятных обстоятельствах.
Если он меня подставил, меня ничто не остановит выследить его и отомстить. Я молюсь, чтобы до этого не дошло.
Как только мы выходим из лифта в роскошный мраморный вестибюль, ведущий к резным деревянным дверям, которые превышают ширину размаха моих рук, Фёдоров вводит длинный код и снова сканирует большой палец, чтобы открыть дверь.
— У тебя проблемы с безопасностью? — спрашиваю я, гадая, нормальны ли для него биометрические устройства или есть неизвестная угроза, о которой мне нужно беспокоиться. По сути, я сомневаюсь во всём.
— У меня хорошая охрана, так что нет причин для беспокойства, — отвечает он, взмахом приглашая пройти внутрь.
Резонно.
Каблуки стучат по мраморным полам, и у меня чуть не отвисает челюсть, когда я осматриваю квартиру, в которую мы вошли. Она богато украшена, как на картинке в журнале. Всё позолоченное и белое, а мебель и сантехника выглядят так, как будто они стоят кучу денег. Изысканный декор выглядит совсем не так, как я ожидала от русского быка — своего отца.
Нас никто не приветствует. В квартире тихо, пока он ведёт нас в гостиную, настолько большую, что в ней есть три разных зоны рассадки гостей. Он идёт к самой дальней от окна.
— Садись, — приказывает он.
— Моё платье, — говорю я, показывая на пятна крови. Я не хочу садиться на один из бело-золотых дамасских диванов и испортить его.
Фёдоров качает головой.
— Я мог бы сто раз его заменить и даже не заметить, что денег стало меньше. Какое значение имеет мебель, когда моей дочери нужно место, чтобы присесть?
Ну, когда ты преподносишь это так…
— Спасибо. — Я присаживаюсь на дорогую ткань и встречаюсь с отцом взглядом, когда он садиться напротив меня. — Как мы вернём Джерико? У тебя где-то есть армия? Потому что меня заботит именно это.