Дурная баба. Никакого самоуважения нет, от слова «сосем».
Она, ко всему прочему, ещё и голая. Завернулась в простыню, слегка приспустив её на груди. На лице куча косметики, волосы собраны в идеальную прическу. С духами явный перебор, что уже начинает мутить от этого приторного запаха.
— Одевайся и уходи, — процедил сквозь зубы.
— Ну и козел! Попользовался и всё, да? А я, между прочим…
— Что ты? — устало провел ладонью по лицу.
— В положении!
— И? Это моя проблема? Оля, давай уже нормально разойдемся и забудем друг друга, как страшный сон. Ок?
Она надула губы, явно собираясь отыграть свою истерику до конца.
— Гордей, как ты можешь? После всего, что у нас было… знаешь, что?!
— Ну что?
— Если ты меня выгонишь, то твоя несравненная Алиса узнает о том, что ты ей сегодня изменил!
Какого Дьявола?
Руки уже чешутся взять и выставить эту истеричку за дверь, да только природное воспитание не позволяет проявить такую грубость к женщине, особенно, к беременной.
— Ты мне угрожаешь? — усмехнулся. — При том, что между мной и тобой ничего не было.
— А ты в этом уверен? — она хитро мне подмигнула. — Знаешь, ты был так пьян, что вряд ли помнишь эту волшебную ночь. Я давно так не кричала…
— Хватит, Можайская.
— Правда глаза колет? Ничего, я все помню за нас двоих.
На секунду завис, но сразу отмел этот вариант. Ни в каких реальностях, только не с Олей. Любую бы завалил, но не Можайскую. У меня на неё и ремиссия, и иммунитет, и член не встанет. Вот сидит передо мной голая, сиськи выкатив, а у меня ноль реакции.
— Если ты сейчас же не уйдешь, то я звоню твоему отцу. Пусть он сам решает, что делать с твоими психами.
— Я не психованная!!!
— Серьезно?
Она тушуется, делает глубокий вдох и выдыхает.
— Гордей? Ну почему ты не хочешь? Чем она лучше меня? Я ведь так тебя люблю!
— А я тебя не люблю, — холодно возразил. — Всё в прошлом, Оля. Пойми уже. На твоем месте любая женщина бы думала о ребенке, а не о том, как залезть в постель к мужику.
— Гордей…
— Я всё сказал. Выбирай, уходишь сама или я звоню твоему отцу.
— Сама!
И с видом обиженной невинности принимается собираться, специально растягивая момент.