— Я люблю тебя! — сквозь рёв пламени прокричал Кирилл, чувствуя на лопнувших губах вкус собственной крови, а в тяжёлом воздухе — запах своей плоти.
Только не сказал Белояр ему всей правды. Утаил, что проклятие спадёт лишь тогда, когда Ждана своей силой погубит того, кто ей мил.
Вслед за кровавой пеленой пришла тьма. И во тьме Кирилл слышал её голос:
— Потерпи немножко. Скоро будешь дома. Ваши лекари слабые, им с такой бедой не справиться. Я твои раны подлечу и домой отправлю. Нельзя тебе здесь оставаться. Разные у нас дорожки, не пересекаются. Мне на роду написано одной быть, а у тебя вся жизнь впереди. Встретишь ещё свою судьбу. Тебе к родным нужно, они тебя любят и ждут. А я здесь должна остаться, своей семье помогать. Они теперь все моя семья, а я им всем мать. Я тебя всегда помнить буду, и ты меня не забывай. Но не ищи, всё равно не найдёшь. Только погибель свою сыщешь. Спи, любимый.
***
Кирилл открыл глаза. В них словно воды налили: и по ощущениям, и по качеству изображения. Но даже сквозь муть он видел, что находится в своём привычном мире и времени. Судя по обилию белого цвета и монотонному писку приборов, в больнице.
— Надо же, кто к нам вернулся! — раздался над ухом голос Андрюхи, младшего брата. — Мы уже и не надеялись. Ну и соня! Две недели в бессознанке провалялся.
— Что случилось? — прохрипел Кирилл и сам испугался своего голоса.
— Тебя в лесу нашли. Была гроза, и ты угодил в лесной пожар. Обгорел немножко. Но ничего страшного! — судя по голосу, брат улыбался. — Врачи говорят, всё поправимо. Зрение восстановится, руки тоже. Нейрохирургом тебе, конечно, не быть, но ты вроде и не планировал.
— Вот как, значит. А какое сегодня число?
— Двадцать второе июня.
Кирилл вздохнул. Вот и прояснилось всё. Выходит, он заблудился, попал в грозу и пожар, обгорел и провёл две недели в коме. И всё это был просто сон. И деревня, и Ждана, и ведьмино проклятие.