Двор был абсолютно пуст, кроме меня здесь никого не было. И, возможно, не было не только внутри, но и снаружи. Я слышала, как где-то там, за стенами, свистел ветер, гуляя по ничем не ограниченным просторам. Как что-то скрипело, будто покачиваясь из стороны в сторону. Как периодически высоко в небе кто-то резко и пронзительно вскрикивал. Крик напоминал птичий и вызывал в сознании образы пикирующих крылатых хищников.
Единственным выходом из этого каменного мешка был вход в квадратную башню, в которую упирались стены. Высокий и узкий дверной проем прикрывала сколоченная из потемневших от времени досок и оббитая грубыми медными наличниками дверь.
Топтаться на месте не имело никакого смысла, поэтому я поправила амфору, приладив её на место так аккуратно, насколько хватило сил, потому что сосуд оказался почти неподъемным, и направилась к двери.
Потянула чуть покачивающуюся на сквозняке створку, вошла внутрь и увидела короткий проход. Он был сквозным и с другой стороны не прикрыт ничем. Моему взору открылся клочок светлого неба и очертания еще чего-то, определенно такого же каменного, как и все остальное, но воздвигнутого по уровню ниже, чем та башня, в которой я находилась. Решив идти дальше я уже прошла почти половину, как послышались торопливые шаги и в проеме мелькнул силуэт.
Я застыла, остановившись и ухватившись руками за гладкие, словно отполированные стены. Человек, возникший в проеме, заметил меня не сразу, а когда заметил, то остановился, как вкопанный.
Так мы и стояли, замерев друг напротив друга.
Я в испуге глазела на него, изучая. Это был молодой мужчина одетый в свободную рубашку, заправленную в широкие брюки, подвязанные на поясе и у щиколоток. Грудь крест-накрест пересекали две широкие тесьмы, сплетенные из разноцветных веревочек, внизу которых болтались длинные кисточки. Вокруг шеи был свободно повязан синий широкий платок из полупрозрачной ткани. На ногах сандалии, сшитые из замысловато переплетающихся тонких шнурков. Лицо у мужчины было открытое, чисто выбритое. Светло-каштановые волосы собраны в длинный хвост на затылке. Несколько прядей выбились и придавали ему растрепанный вид, который лишь подчеркивал общее впечатление человека, ежедневно занимающегося физически изматывающим трудом. Широкие ладони покрывали заметные мозоли, на запястьях и тыльной стороне рук виднелись светлые полоски шрамов. Но заметнее всего были два пореза, расположившихся под левым глазом и еще сохранивших розовый оттенок недавно затянувшейся раны. Две прочерка напоминали крест, словно кто-то с размаху дважды полоснул тонким клинком по лицу, целясь в глаз, но промахнувшись.
— Кам эсе? — хрипло выдохнул парень и потянулся к поясу, на котором было закреплено что-то вроде длинного наконечника копья с широкой изогнутой рукоятью.
*Ты кто?
— Я не понимаю, — замотала я головой, непроизвольно шагнув назад, потому что на лице незнакомца отразилось недовольство.
— Менле ран эса унта? — вновь проговорил он вопросительно, недовольства прибавилось как на лице, так и в голосе.
*Как ты здесь оказалась?
— Я… я не понимаю, что вы говорите, — к подкатывающими к горлу слезами, повторила я.
И попыталась броситься бежать, потому что мужчина метнулся ко мне.
Но убежать не смогла.
Метким ударом под колени, которым и так уже досталось, я безвольным кулем повалилась вниз. Меня придержали, не позволив стукнуться черепушкой о каменный пол. Мужчина вцепился в воротник рубашки, заодно захватив в жменю и часть моих волос, и грубо потащил за собой, о чем-то громко и очень непонятно возмущаясь:
— Мен таваш Даркер!?
*Чем занимается Даркер!?
— Ай! — вскрикнула я, хватаясь пальцами за волосатое мужское запястье, пытаясь минимизировать ущерб для своей шевелюры. Я очень переживала за свои волосы, а еще меня тревожила боль, сопровождавшая попытки их выдернуть.
А они, эти попытки, повторялись одна за другой, потому что незнакомец, несмотря на мое сопротивление, потащил меня туда, откуда пришел сам, одновременно о чем-то громко возмущаясь. Чего он там орал я не понимала. Да и не смогла бы понять при всем желании, ведь язык, на котором он изъяснялся казался мне сплошным набором бессмысленных звуков.
— Таранг асем! Хуч шинче асем! — продолжал надрываться мужчина.
*Это плохо! Это очень-очень плохо!
И я решила, что раз уж ему можно орать, то мне, которую будто козла на привязи волокут не пойми куда, так тем более.
— Я не знаю, кто вы и что вы там орете! Но я ни в чем не виновата! Я не знаю, как здесь оказалась! Я даже не знаю, где я!