Сама не осознавая причины, я покраснела.
— Ух, ты! — демон рассмеялся еще громче, с бесконечным наслаждением хлопнув в ладоши. — А ты такая милашка, когда краснеешь! Надо почаще тебя смущать!
— Отстань!
— Не тогда, когда ты так прелестна! — мечтательно заулыбался демон.
— О чем речь? — в конюшню вошел Ферай Кан, держа в одной руке мешочек с чем-то непонятным.
— О том, что она прелестна, — весело ответил Инсар, ничуть не оробев.
— Это и так очевидно, — ответил Кан, подошел ко мне и приказал: — Снимай пиджак.
— Э-э-э-э, Кан, — забеспокоился Инсар. — Ты уверен, что стоит это делать прямо здесь? Да и Тай еще не решил окончательно…
— Она ранена, — прервал его Ферай. Не дожидаясь пока я проявлю покорность, он схватился за воротник пиджака и аккуратно, но категорично стянул его с меня.
— Когда успела? — неподдельно встревожился Инсар, чего я никак от него не ожидала, и подошел к нам. — Ого! Кто тебя так?
— Эцитон, — кратко выдохнул Кан.
Парни обменялись взглядами, и с лица Тиеса сошла ребячливая улыбка.
— А что такое эцитон? — встряла я, зная, что сейчас на моих глазах происходит очередной бессловесный обмен мнениями, который может продолжаться очень долго.
— Объясни ей, — кивнул Инсар, — она должна знать. А я пойду, коней выпущу. Мы все-таки должны выполнить работу. Иначе Элеонор свой стол сгрызет.
И он направился к стойлам, где с его приближением сразу же зашумели лошади, почуявшие предстоящую прогулку. Они начали громко фыркать, переступать копытами и ржать. Стоило только Инсару отодвинуть в сторону засов и распахнуть деревянную калитку в ближайшей секции, как благородное животное, громко всхрапнув, пулей вылетело на свободу, промчавшись мимо нас. За первым вскоре отправились и все остальные, умчавшись куда-то на улицу. Вскоре я увидела несколько темных силуэтов в небе.
Пока Инсар освобождал стойла, Кан занимался моей рукой и что-либо объяснять не спешил. Я же решила, что иногда полезно быть сдержанной.
Ну, или просто очень устала.
В мешочке, который он принес с собой находились, как выяснилось, небольшие стеклянные флаконы с узкими горлышками, закрытые корковыми пробками. Внутри флаконов содержались настойки, резкий травяной запах которых ударил в нос едва только парень вскрыл несколько из них.
Прикасаясь крайне бережно и очень осторожно, точно я из самого тонкого стекла, Кан начал тщательно обрабатывать мою руку.
— Больно? — спросил он, капая на рану пахучей коричневой жидкостью, которая резко отдавала хмелем.
— Немного, — наблюдая за ним, ответила я. — Щиплет.
— Потерпи, скоро станет легче, — извиняющимся тоном попросил демон, отложил один пузырек и взял другой.
— Потерплю, — пообещала я и улыбнулась, чувствуя признательность к старшекурснику. — Спасибо.
— Не стоит, — Ферай распечатал новый пузырек и наклонил его над моей раной, в которую полилась прозрачная, почти как вода жидкость. При соприкосновении с кожей она начала обильно пениться и стекать вниз белыми хлопьями. — В этом есть и наша вина тоже.
— В чем?
— В том, что тебя ранили, — скулы демона ужесточились, а брови образовали у переносицы хмурую складку.
Мне такая логика показалась неверной.
— В этом нет вашей вины, — попыталась поспорить я.
— Поверь мне, есть, — заверил меня демон.
И я поняла, что знаю далеко не все. А возможно, и вовсе ничего не знаю.
Закончив выпускать коней, Инсар вернулся к нам и присел рядом.
— Легче? — спросил он с непривычной серьезностью. Кажется, это был первый раз, когда он не искушал всех и всё вокруг своей улыбкой. Хотя, нет, второй, тогда, во время пожара в библиотеке, он тоже не улыбался.
Без улыбки его лицо по-прежнему было красивым, но теперь в чертах просматривалась удивительная трогательность. И легкая грусть. Какая бывает у мечтателей, порой отрешающихся от мира и погружающихся в свои грезы.
— Да, намного, — закивала я.
— Почему ты сразу не сказала, что тебе больно? — Инсар казался возмущенным.