Но это ложь.
Джек сейчас просто пытается перекинуть мост через пропасть между нами в надежде, что я сжалюсь над ним. Все, что произойдет после этого разговора, похоронит эту возможность под толстым слоем времени.
И он это знает. Вот почему Джек сейчас молчит.
Его глаза блестят в лунном свете, когда он изучает мое лицо, опускаясь к моим губам. Они задерживаются там, скользят мне на шею на мгновение, которое кажется слишком расчетливым для интима, слишком холодным и жестоким. Именно таким он был с того поворотного момента. Подвергал сомнению мой опыт, мои заслуги, мое достоинство на каждом шагу. Независимо от того, как усердно я работала и насколько мои усилия приносили ему пользу, он всегда был рядом, чтобы высмотреть ошибку своими серо-стальными глазами и затем расправиться со мной.
— Милая история, если рассказывать в таком ключе, — говорю я, мой голос едва громче шепота. Я подхожу на шаг ближе, и его пристальный взгляд возвращается к моему. Его лицо — идеальный баланс серебристого света и глубоких теней, такое завораживающе, щемяще красивое. Но он — чудовище. Он зверь под ангельским фасадом.
И, похоже, все еще не может смириться с тем, что он здесь не единственный главный хищник.
— Единственная проблема в том, Джек… что ты ошибаешься, — говорю я, выделяя последнее слово.
Я ударяю Джека электрошокером в грудь. Он издает сдавленный, хриплый стон и падает в грязь. Его тело бьется в конвульсиях, когда я другой рукой снимаю колпачок со шприца. Отключаю шок, вгоняю иглу ему в яремную вену и ввожу предварительно подготовленную дозу мидазолама под восхитительный звук его протестующего стона.
Я опускаю Джека в исходное положение и всего мгновение наблюдаю, как его дыхание становится глубже. Его глаза не отрываются от моих, даже когда их острота тускнеет под действием успокоительного.
Я ждала этого момента, этого взгляда, когда Джек осознает, что все время неправильно меня понимал. Я хотела этого с тех пор, как он отругал меня за печально известный инцидент с криофризером в лаборатории, когда он обвинил меня в уничтожении образцов его тканей из-за «явной неумелости». Это был первый раз, когда я по-настоящему смирилась с тем, что мне, возможно, придется усыпить своего маленького зверя.
Сейчас неумелый ты, ублюдок.
Как раз перед тем, как он теряет сознание, я наклоняюсь ближе. Нежно целую его в щеку. А потом прижимаюсь губами к его уху, даря ему подарок, о котором он, возможно, не вспомнит, когда проснется.
— Ты ошибаешься, Джек, — повторяю я шепотом, призраком следуя за ним в сон без сновидений. — Это была не первая наша встреча.
Когда я отстраняюсь, он уже без сознания.
Встаю, чтобы постоять над своим спящим заклятым врагом, а затем оставляю его в темноте…
… в его любимом месте.
Глава 4
Основа
ДЖЕК
На моем теле скапливается хрустящий, прозрачный слой свежего снега. Дыхание участилось, легкие больше не чувствуют острого укуса зимы. Руки и ноги онемели, кожа замерзла, а нервы притупились, не в состоянии посылать болевые сигналы в мозг.
Я лежу здесь морозной ночью, непрерывная тишина опускается на лес густыми снежинками.
Усталость оседает глубоко в моих костях вместе с промерзшей землей, утягивая меня за пределы сознания. Так заманчиво отпустить все, просто продолжать поддаваться. Я никогда не чувствовал себя более умиротворенным, чем сейчас, завернутый в ледяное одеяло, защищенный от мира страданий.
Звук хрустящего снега под тяжелыми шагами разрывает пустую тишину, и я совсем перестаю дышать.
Шаги приближаются, пока я не чувствую, как снег скользит по моей щеке.
— Где ты, маленький засранец?
Скрипучий голос невнятно произносит каждое слово. Я не чувствую ничего, кроме холода, но воспоминание о его гнилостном дыхании овевает мое лицо.
Я слышу отчетливый звон его зажигалки «Зиппо». Затем удар.
Рефлекторно пытаюсь обхватить онемевшими пальцами твердый предмет, погребенный под снегом.
— Когда я найду тебя…
Это последние приглушенные слова, которые достигают моих ушей перед тем, как время искривляется.