Кто же он такой и что же это… было?
Как только моё сердцебиение замедляется, а адреналин теряет свою остроту, мой мозг освобождает место для других наблюдений. Например, время. Да, и ещё тот факт, что здесь очень холодно. Я смотрю на часы и бормочу птичье слово. Макс заберёт меня возле входа в старую церковь меньше чем через три минуты, так что, если я хочу сделать свой привычный телефонный звонок, мне лучше собраться.
Я поворачиваюсь спиной к краю утеса и таящемуся в нём опасному очарованию и бреду по заросшей тропинке, которая пересекает кладбище. Прохожу мимо церкви и перехожу дорогу, косясь на чёрные следы шин на асфальте, и проскальзываю в телефонную будку рядом с автобусной остановкой.
Зажав трубку между плечом и щекой, я набираю номер.
На линии раздаются три гудка, затем включается служба голосовой почты.
— Вы дозвонились до Анонимных Грешников, — произносит женский роботизированный голос. — Пожалуйста, оставьте свой грех после гудка.
После долгого гудка я делаю глубокий вдох и позволяю своей душе истечь кровью.
Глава вторая
Если бы эти стены столовой могли говорить, держу пари, они бы умоляли Альберто Висконти заткнуться.
Как и каждый вечер пятницы, он сидит рядом со мной во главе стола, одной рукой обхватив свой стакан с виски, а другой надавливая мне на бедро, как якорь.
Однажды я подслушала, как бильярдист назвал его Альберто Анекдот. Как главу Коза Ностры в Бухте Дьявола, я слышала разные вещи про него — что он Капо, босс, Большой Ал, но Альберто Анекдот определенно кажется наиболее подходящим. Мне не потребовалось много времени, чтобы научиться заглушать его рассказы, но всё равно его баритон вибрирует в моих барабанных перепонках.
Официант отбрасывает тень на моё меню заведения.
— Мерло, signorina?
— Сегодня вечером она будет только один бокал, — рычит Альберто, обрывая свой рассказ. — Я не допущу повторения событий прошлой недели.
Повисла тишина. Такая, которая простирается над холмами и каньонами, а не только поперек длинного обеденного стола. Я чувствую, как веселая ухмылка Тора нагревает одну мою щеку, а обжигающий свирепый взгляд Данте — другую.
На ужине в прошлую пятницу я выяснила, что если моё вино будет достигать уровня ниже изгиба бокала, официант будет доливать его менее чем за тридцать секунд. Разговор был настолько скучным, что я проверила эту теорию слишком много раз, и после десерта я встала, споткнулась о свои туфли на шпильках и потянула за бархатную занавеску, за которую ухватилась, чтобы не упасть. Будто медный карниз, отскочивший от моей головы, был недостаточным наказанием, теперь Альберто ограничивает моё потребление алкоголя, как будто я ребенок.
Извиваясь под всеобщим вниманием, я заставляю себя улыбнуться и киваю официанту, будто полностью согласна с решением моего жениха. Когда он уходит, я подавляю вздох. В первый и последний раз, когда я вздохнула в присутствии Альберто, он так сильно дернул меня за мой хвостик, что у меня заслезились глаза.
Я быстро усвоила, что лучше выплескивать своё разочарование молча, обычно сжимая кулаки до тех пор, пока ногти не оставят на ладонях полумесяцы.
А, точно, и плюя в его жидкость для полоскания рта.