— Не, он из Ямы.
Я моргаю.
— Ямы?
Она смотрит на меня как на идиотку.
— Анджело из клана Дьявольской Ямы. Ну знаешь, из твоего города?
Моя кровь превращается в лёд.
— В Дьявольской Яме нет никакого клана, — почти шепчу я.
Нет. Не может быть. В Дьявольской Яме нет присутствия Висконти, в этом буквально весь смысл этого соглашения.
— Больше нет. Он должен был занять это место после смерти дяди Алонсо, но так и не сделал этого.
— Дядя Алонсо? У Альберто есть ещё один брат?
— Был. Как я уже тебе сказала, он умер.
— Так почему же Анджело не занял его место?
Она вздыхает громко, нахально, как это делают избалованные подростки.
— Почему бы тебе просто не спросить его? Он прямо здесь.
— Тсс, — шиплю я.
Запиваю эту новую информацию глотком вина, но легче от этого не становится. Я пристально смотрю на главу стола поверх стакана. Анджело Висконти. Итак, у таинственного придурка есть имя. Мои глаза одержимо следят за ним, когда он, наконец, шевелится впервые с тех пор, как подали закуски, только для того, чтобы откинуться на спинку стула и потереть руки так, что напрягаются его огромные бицепсы.
Он выглядит скучающим.
Официанты убирают тарелки и доливают мне вино. Разговор течет, но звучит искаженно, как будто я слушаю его под водой. Ветерок проникает через щель во французских дверях и нежно щекочет мою шею, насмехаясь надо мной, дразня идеей сбежать из этой смертоносной столовой и никогда больше не видеть Висконти.
Постепенно моё отвращение к этой семье переходит на одного конкретного члена. Мой взгляд обжигает щеку Анджело.
Самоубийство — это грех. Но Дьявольская Яма всегда находит способы заставить человека захотеть броситься в пропасть, не так ли?
Следующий глоток вина кислит у меня на языке. Теперь, когда мне удалось убедить себя, что он меня не узнал, мой страх перед тем, что он скажет Альберто, что я была одна в Дьявольском Яме, растворяется во что-то более тёмное: ненависть.
Он думал, что я собираюсь прыгнуть, и все же… он ничего не сделал, только сказал мне, что мне предстоит долгий путь. Он оставил меня там, на краю пропасти.
Он даже не оглянулся.
Если последние два месяца меня чему-то и научили, так это тому, что Висконти жестоки. Но этот? Святой ворон, в этом скульптурном теле нет ни грамма смирения.
Может быть, именно поэтому Альберто назвал его Порочным.
— Аврора? Э-э, может, тебе стоит притормозить? Ты выглядишь немного навеселе.
— Заткнись, Макс.
Мой пульс стучит в ушах в тревожном ритме. Я перестала притворяться, что не пялюсь, и теперь мои глаза сверлят его затылок. Что за задница.
Внезапно я слышу свое имя.
— Что?
Я знаю, что это сорвалось с моих губ громко и дерзко, потому что все прервали свои разговоры, чтобы посмотреть на меня.
Раздается скрежет вилки. Кто-то кашляет.