Чёрт побери. Я пропустил два дня? Занятия отменили?
Я немного поёрзал, и моё тело пронзила боль. Я не хотел спрашивать то, что собирался, но мне нужно было знать.
— Насколько всё плохо?
— Для Хорнета надежды никакой. Мёртв и исчез в Тихом океане. У тебя, с другой стороны, все части на месте, так что это плюс.
Я опустил взгляд и увидел, что все мои конечности действительно целы, и гипса не было.
— Если со мной всё в порядке, почему я чувствую себя так дерьмово?
— Только то, что вам не вырезали аппендикс, не значит, что вы в порядке, мистер Хьюз, — сказала медсестра, вставляя шприц с лекарством в мою капельницу. — Вы сильно ушиблись, и вам нужно расслабиться.
— Хотите сказать, что мне так больно из-за нескольких синяков?
— Не просто несколько. Посмотри, — Гудини открыл на телефоне камеру и протянул мне, и... чёрт побери. Я даже не узнал себя. Всё моё лицо украшали фиолетовые полосы, и в обоих глазах лопнули сосуды, чего было достаточно, чтобы любой побоялся смотреть в мою сторону, включая меня самого.
Заинтересовавшись тем ощущением, будто верхнюю часть моего тела сбил поезд, я опустил ворот больничного халата, а когда увидел большие чёрные синяки вдоль плеч — мог на них только смотреть.
— Я слышал, твой врач сказал, что тебе повезло обойтись без переломов ключиц от силы, с которой натянулись ремни, когда ты катапультировался, — сказал Гудини.
Было ощущение, что я увижу такие же следы на своих рёбрах, так как было больно сделать нормальный вдох, но я решил посмотреть позже. Я был жив, это и имело значение.
Я молчал, пока медсестра заканчивала свои дела, а затем она ушла сообщить доктору, что я очнулся.
— Хочешь поговорить об этом? — произнёс Гудини, как только мы остались одни.
— Всё произошло так быстро... — я взял стакан и сделал маленький глоток воды, и это простое движение потребовало больших усилий.
— Мы все наблюдали. Чуть с инфарктом все не слегли, когда ты сообщил о той проблеме. Боже, не думаю, что я когда-нибудь раньше видел, чтобы Соло так сходил с ума.
— Соло? Почему? Что случилось?
— Ну, поначалу мы тебя не видели, и я не знаю, что случилось. Он съехал с катушек, пытался выйти из зала, будто сам собирался тебя спасать.
— Это сумасшествие.
Гудини кивнул.
— Знаю. Но спасатели быстро до тебя добрались. И практически все приходили сюда, пока ты был в отключке, отсюда и всё это.
Я окинул взглядом палату, замечая больше дюжины шариков с надписями «выздоравливай» и в форме боевых самолётов, которые висели под потолком, а ещё на тумбочке рядом со мной стоял один большой букет тюльпанов.
— От кого цветы?
Гудини потянулся к записке, а когда открыл её, обе его брови взлетели вверх.
— Что? От родителей?
— Нет, они принесли вон те розы, когда приходили.
— Тогда от кого?
Гудини не сказал ни слова, переворачивая открытку.
«Пантера,
Я был бы рад, если бы ты сильнее старался не убиться. Я не смогу победить тебя, если ты умрёшь.
— Соло»
Я рассмеялся, от вибрации грудь пронзило болью, но я не мог ничего поделать. Эта открытка была такой же сентиментальной, какую получил бы от Соло любой, но отчасти это и привлекало меня в нём, так ведь?
— Полагаю, он почувствовал себя виноватым из-за того, что не приходил.
— Он не приходил?