Осторожно спойлеры. Очень.
Кроме того, у меня не все хорошо, спасибо, что не спросила. Я как бы достиг дна в своей жизни впервые за долгое время.
Я нахожусь на том этапе, когда я ненавижу все и всех, и хучу быть единственным человеком на земле только потому, что было бы лучше, если все остальные умрут вместо меня.
Да, это деструктивное мышление, но я всегда был таким. В целом циничный и абсолютно гребаный пессимист.
Это уравновешивает фальшивый пессимизм, который ты используешь как фасад, чтобы скрыть свой естественный оптимизм.
Но я настоящий пессимист, который не думает дважды, прежде чем выкинуть чертовски хорошее настроение.
Я думаю, мне следует называть это тем, чем оно является: у меня экзистенциальный кризис. Он так силён, что я даже не знаю, кто я или что я такое.
Может, я никто.
А может, я просто мудак.
В любом случае, смысл моего существования раздроблен, и я не могу удержать его в целости.
Ты, должно быть, смеешься за мой счет. Продолжай. Ты имеешь на это полное право после всего, что я сказал.
Но это означает, что ты должна перестать, блядь, изображать из себя призрака и действительно написать ответ.
Не верь даже на секунду, что это конец. У меня может быть кризис, но я все равно останусь тем Акирой, которого ты любишь ненавидеть.
Напиши в ответ.
Даже одного слова было бы достаточно.
Твоя вторая половинка, о существовании которой ты до сих пор и не подозревала,
Акира
Глава 13
СЕБАСТЬЯН
Когда я просыпаюсь в следующий раз, на меня обрушиваются все подряд.
Врачи. Мои бабушка и дедушка.
Полиция.
Они единственные, с кем я хочу поговорить. Я и глазом не моргнул, когда лечащий врач сказал мне, что инфекция в моем плече распространилась и я, возможно, больше не смогу играть в футбол.
Хотя футбол помог мне выжить на протяжении многих лет, он не заставлял меня чувствовать себя живым.
Это не причина, по которой я все еще не могу дышать, черт возьми.
Так что нет, мне сейчас наплевать на футбол.
Мои бабушка и дедушка стоят по обе стороны от меня, пока я разговариваю с детективом, ведущим мое дело. Его зовут Уайатт, и у него густые светлые усы, закрывающие большую часть его рта.
Он и еще один офицер стоят у моей кровати, пока я рассказываю, как в меня стреляли в лесу, а затем забрали с Наоми. Я рассказываю им о камере и об этом ублюдке Рене.
Я говорю им, что Наоми подозревает, что это как-то связано с ее отцом, но когда он спрашивает меня, как его зовут, я теряюсь.
Она никогда не упоминала об этом. Я подозреваю, что она даже не знает об этом.
— Вам нужно найти ее, — настаиваю я. — Она пролежала там три гребаных дня с тех пор, как я ушел, а до этого мы выживали на воде только три дня.
Она могла оказаться в ловушке. Или еще хуже.
Может быть, галлюцинация, которая у меня была перед тем, как я потерял сознание, была правдой, и она безвозвратно разрушена.
Но даже если это так, я буду рядом с ней до конца.
Даже если она оттолкнет меня.
Даже если она будет обзывать меня.
Даже если она, черт возьми, ненавидит меня.
— Вот в чем проблема, — детектив переглядывается со своим коллегой, затем снова смотрит на меня. — Мисс Наоми Честер никогда не объявлялась пропавшей без вести.
— Что?
Он листает свой блокнот. — Ее мать, мисс Рико Честер, никогда не заявляла о ее исчезновении.
Это невозможно, учитывая, как она заботится о своей дочери. — Она могла искать ее сама, или, может быть, она была в контакте с отцом Наоми.
— Это не так, мистер Уивер. Госпожа Рико подтвердила полиции, что собирается отправиться в путешествие со своей дочерью. Они уехали вчера.