— Главный дом занимает пять тысяч квадратных футов, — сказала я. — Нижний этаж разделен на два крыла. У каждого крыла есть хозяин. Четыре спальни наверху, все с ванными комнатами.
— Четыре спальни? — спросила Арабелла. — Значит, мама и бабуля займут нижний этаж, а мы — верхний?
Сказать, что она казалась не в восторге, стало бы преступно грубым преуменьшением.
— Можем и так сделать, — сказала я, — или мы можем жить в других зданиях.
Арабелла прищурилась.
— Что ещё за другие здания?
Я повернулась спиной к особняку и указала обеими руками в стороны.
Семья повернулась. По обе стороны подъездной дорожки, разделенной живой изгородью, раскинулся лабиринт зданий и зелени. Слева возвышалась круглая башня высотой в три этажа. Справа, наполовину скрытые ландшафтным дизайном, стояли три двухэтажных дома площадью по шестнадцать сотен квадратных футов каждый, соединенные переходом на втором этаже. Между ними и нами располагались сады, скамейки, беседки и водные объекты. Каменные дорожки, спроектированные пьяным моряком, извивались через все это, пытаясь соединить здания и, в основном, терпя неудачу.
Леон заметил башню. Его взгляд стал отсутствующим, что обычно означало, что он думает о летающих кораблях, крылатых китах и космических пиратах.
— Моя.
— Там нужно немного ее подделать, — предупредила я.
— Пофиг.
Берн сделал шаг вперед и пророкотал:
— Мне нравится то место. — Он подождал мгновение, пока слова до нас дойдут, и пошел направо, начиная спускаться по каменной дорожке к домикам.
— Куда ты собрался? — крикнула мама.
— Домой, — ответил он, не оборачиваясь.
Она посмотрела на меня.
— Руне нравятся гостевые домики?
Я кивнула.
Мой старший двоюродный брат и моя лучшая подруга медленно, но верно приближались к браку. Руна с ее родным братом жили с нами, и было все труднее и труднее игнорировать Руну, которая первым делом по утрам выскальзывала из комнаты Берна в ванную через коридор.
Я могла это понять. Мы с Алессандро каждую ночь спали в одной кровати, но по совершенно разным причинам нам обоим было неловко, чтобы он переехал в мою комнату, поэтому мы решили, что он останется в боковом здании, а я буду держать окно открытым. Для него залезать в окно и вылезать обратно было бесконечно предпочтительнее, чем миновать всю мою семью только для того, чтобы добраться до моей двери.
— Где я собираюсь расположиться? — спросила Арабелла. — Я собираюсь расположиться в одном из домиков?
— Я думаю, они определились, — сказала мама, наблюдая, как Берн ускоряет шаг. — Берн и Руна возьмут один, а дети Эттерсонов возьмут другой или другие.
— Позади главного здания есть хижина, — сказала я Арабелле. — Ты можешь жить там.
Она пустилась в обход дома. Мы с мамой пошли за ней следом по узкой дорожке, обрамленной техасскими оливковыми деревьями, текомой с все ещё с последними ярко-желтыми цветами, и зарослями аспидиастров с толстыми зелёными листьями.
— Значит, Берн с Леоном забрали себе самые плюшки, а мне остались одни крошки, — бросила Арабелла через плечо.
— Ага, — кивнула я. — Ты же у нас младшенькая.
Она пробурчала себе что-то под нос. Бесить ее было одно удовольствие.
— Чем, говоришь, было это место? — спросила мама.
— Неудавшимся домом отдыха. Первый владелец построил главный дом, башню Леона и больший гостевой дом. Затем поместье продали человеку, решившему превратить здесь всё в «деревенский» отель для Превосходных и Значительных. На его сайте это называлось «Загородным местом отдыха для хьюстонской элиты».
Арабелла фыркнула.