Возвращаюсь за свой стол и просматриваю отчет об аресте.
‒ Свидетели утверждают, что ты вел себя агрессивно, угрожал.
‒ Они врут. Завистливые ничтожества, ‒ ухмыляется Милтон.
‒ Стюардесса сообщила, что почувствовала запах марихуаны, когда ты вышел из уборной первого класса.
Он на секунду бросает нервный взгляд на отца, затем снова на меня. Задирает подбородок — весь такой обиженный.
‒ Я тоже почувствовал запах. Скорее всего, от кого-то из пассажиров.
Делаю пометку в отчете, просто чтобы позабавиться. «У некоторых камни в почках побольше, чем мозг у этого парня».
Оправдания и объяснения. Иногда мне кажется, что я уже все их слышал. Я не мог сдержаться. Он меня заставил. Она сама об этом просила. Я спал. Я выгуливал чертову собаку. Было бы здорово, если бы мои клиенты прикладывали хоть немного фантазии, выдумывая всякую ерунду. Раньше оригинальность что-то да значила.
‒ Один совет на будущее, — говорю мальчику по имени Милтон. — Не шути с Федеральным Управлением Гражданской Авиации. Парни оттуда стали очень обидчивы и обладают средствами, чтобы отравить тебе жизнь. — Затем обращаюсь к отцу: — И ответ тебе, Малкольм. Проще всего решить вопрос, если твой сын перестанет сам нарываться на арест каждые несколько недель.
Два задержания за управление автомобилем в пьяном виде, непристойное поведение и драка в баре — и все это только за последние три месяца. Бьюсь об заклад, вы думаете, что это своего рода рекорд.
Ошибаетесь.
‒ Так вы хотите сказать, что мы не можем выиграть дело? — интересуется Милтон надтреснутым голосом, как у Бобби из сериала «Семейка Брейди».
Мои губы складываются в ледяную усмешку.
‒ Конечно, мы выиграем. Вот наша тактика: из-за боязни летать ты принял успокоительное перед полетом. Индивидуальная непереносимость препарата, которой и объясняется твое агрессивное поведение. Показаний лечащего врача под присягой будет достаточно.
Всё очень просто.
Я тыкаю пальцем в его сторону:
‒ Но следующие шесть недель тебе придется посидеть дома. Не светись в газетах и в новостях TMZ. Не садись за руль, не ходи в ночные клубы, не порть воздух в общественных местах. Ясно?
Малкольм усмехается и кладет руку на плечо сыну.
‒ Нет проблем. — Мы все встаем. — Как всегда, спасибо, Джейк. Нам повезло, что ты на нашей стороне.
‒ Будем на связи. — Пожав мне руку, они уходят.
Два часа спустя я надеваю пиджак — пора отправляться на ланч. Автоматически разглаживаю галстук и поправляю воротничок, чтобы прикрыть татуировку, которая начинается на ключице, охватывает правое плечо и сбегает вниз до запястья. Летом носить рубашки с длинным рукавом ‒ сущее наказание, но нательная живопись смущает моих высокопоставленных клиентов, да и судьи плохо реагируют.
В кабинет входит мой секретарь миссис Хиггенс ‒ классическая миниатюрная старушка, вплоть до жемчужных бус и очков. Такие, по всеобщему представлению, сидят в кресле — качалке и вяжут пледы для дюжины внуков. На самом деле она настоящий профессионал. Меня не раз называли бессердечным мерзавцем, но даже мне не хватит черствости ее уволить.
‒ Джейк, тебя желает видеть молодая дама. Ей встреча не назначена.
Терпеть не могу, когда приходят без предварительной договоренности. Такие визитеры нежеланны и непредсказуемы. Сбивают мой график, а он для меня священен.
‒ Я ухожу.
Глянув на меня искоса, миссис Хиггенс бросает далекий от тонкого намек:
‒ Она очень красивая.
Смотрю на часы.
‒ Ладно. Но передайте, что у нее только пять минут. Не больше.
Я снова сажусь, и через пару минут в кабинет входит миниатюрная темноволосая женщина. На вид лет тридцати, симпатичная, со стройным сексуальным телом, скрытым бежевыми слаксами и чопорным желтым кардиганом. Однако бегающие глаза и нервные движения портят все впечатление.
Конечно, внешний вид имеет значение, но самый привлекательный и непревзойденный аксессуар для женщины — это уверенность в себе.
Миссис Хиггенс закрывает за собой дверь, а брюнетка останавливается перед столом.
‒ Привет, ‒ начинает и быстро опускает взгляд с моего лица на пол, заправив волосы за уши.
‒ Привет, чем могу помочь?
Это заставляет ее поднять глаза.
‒ Ты меня не помнишь, да? — спрашивает, стискивая руки.
На сей раз более пристально вглядываюсь в ее лицо. Не писаная красавица, но и не уродина. Просто… ничего особенного. Обычная.