Я не останавливаю ее. У меня нет сил что-либо делать.
Моя сестра плачет и проклинает меня всеми существующими способами, выплескивая на меня свой гнев и разочарование.
Я ничего не чувствую.
Абсолютно, блять, ничего.
— Кара! — Константин врывается внутрь и уводит нашу сестру.
Она мечется и пинает воздух, ее заплаканные глаза метают лазеры в мою сторону.
— Отпусти меня! Этот мудак даже не притворяется, что на него это подействовало. Это как шесть лет назад, когда мы умоляли его остаться, а он просто повернулся к нам спиной, как психопат, Костя! Ему все равно! Все равно! Даже если человек, который защищал его ценой своей жизни, умер из-за него и всего дерьма, которое он устроил!
Мои челюсти сжимаются. Карина не замечает этого, но глаза Константина становятся жестче, когда он встряхивает ее.
— Заткнись, Кара. Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.
— Я точно знаю, о чем говорю! Посмотри на него, такой беспечный после того, как пришел Бог знает откуда. Он не хочет говорить о ней. Но я буду, каждый гребаный день! Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!
Я протягиваю руку с раскрытой ладонью к ее лицу и почти раздавливаю его в своей руке. Она наконец замолкает, ее глаза расширяются.
Я не узнаю спокойствия в своем голосе, когда отпускаю ее.
— Убирайся нахуй с моих глаз, пока я не сделал что-то, о чем пожалею.
Ее подбородок и губы дрожат. Рыдание вырывается из ее горла, прежде чем она бежит вверх по лестнице, ее всхлипы остаются позади.
Мой брат наблюдает за мной, нахмурив брови.
— У тебя тоже есть, что сказать? Я не могу гарантировать твою безопасность, если ты меня разозлишь нахуй, так как насчет того, чтобы ты вместо этого исчез?
— Не обращай внимания на Кару, — его голос слишком нежный, на мой вкус. — Она слишком защищена ради ее же блага, и ты знаешь, что она никогда не могла читать атмосферу.
— А ты можешь?
— Боюсь, не тогда, когда дело касается тебя. Но я начинаю учиться.
Его глаза смягчаются, и я так готов ударить его прямо в лицо, если он начнет жалеть меня, но это выражение не появляется. Вместо этого я смотрю на версию моего брата, которую, как я думал, потерял.
Давным-давно, когда Юлия решала взять его с собой на пикник или на какое-нибудь шоу, он прятался в моей комнате, просто чтобы провести со мной как можно больше времени.
Я взъерошил его волосы и сказал, чтобы он наслаждался тем, куда она его ведет, ради нас обоих. Вот тогда он смотрел на меня с тем же выражением, что и сейчас.
Я думал, что это была всего лишь печаль. Может быть, дискомфорт, но теперь я понимаю, что это форма тоски.
Константин всегда хотел быть со мной, но случилась Юлия, и это стало невозможным.
Он делает вдох.
— На случай, если ты не знал, тебя труднее всего прочитать, и это о чем-то да говорит, учитывая, что я знаю тебя всю свою жизнь. Сколько бы ни пытался проанализировать твои действия, я не могу найти объяснения тому, как работает твой разум. Я не могу сказать, действительно ли ты психопат, который не чувствует, или ты просто понятия не имеешь, что такое эмоции, и поэтому не можешь их выразить. Я помню, когда мы были молоды, ты любил Кару и меня больше, чем кого-либо другого, но эта часть тебя исчезла, и ты стал… этим. Что бы это ни было.
— Если за твоей утомительной речью есть какой-то смысл, ты уже должен был до него дойти.
— Я знаю, что ты все еще заботишься о Каре и, возможно, обо мне.
— Я не знал, что ты добавил бред в свой репертуар слов.
— Я знаю, что ты любишь, иначе ты бы не устроил мой брак с Кристиной, — он сжимает мое плечо. — И именно поэтому я знаю, что смерть Саши влияет на тебя больше, чем ты показываешь. Ты всегда был из тех, кто выглядел устрашающе спокойным, даже после того, как возвращался с пыток Романа. Ты был либо в состоянии буйства, либо в этом притворно спокойном режиме, поэтому я предполагаю, что ты страдаешь внутри, или сдерживаешь свою боль, или и то, и другое.
— Если ты закончил быть терапевтом-любителем… — я поворачиваю плечо, заставляя его отпустить меня, и отступаю в сторону, направляясь к лестнице.