— Я видел, как ты крут.
Над ухом раздался радостный голос. Слишком радостный для сложившейся ситуации.
— Не смешно, – сухо ответил Тору, упав головой на поджатые колени. – Я был совершенно растоптан, и всё потому, что ты не соизволил прийти вовремя! Ещё и пялился на мои мучения, да?
— Ну я же пришёл, – Юра сел рядом и, совсем не изменившись в лице, сделал глоток неизвестного мутного напитка, – за твоё здоровье!
— Такое унижение.
— Расти большим, добрым, умным и стань хорошим человеком, – продолжал Юра.
— Настоящий позор. Как я в зеркало на себя смотреть буду?!
— А ещё не грузись. Ты классный, когда позволяешь себе быть собой. Знаешь, какой классный? Ой, – протянул Юра, – очень-очень. Я бы на её месте тоже тебя присвоил. Молодец девчонка, умничка.
— Она просто изнасиловала меня своими губами!
— Да брось ты, – махнул рукой Юра. Тору его жест оскорбил и заставил ещё больше засомневаться в себе.
— Не брошу.
— Она просто поцеловала тебя. Я же видел. Может, хотя бы немного живее станешь?
— Это ты её попросил? – вдруг предположил Тору. Ему стало горько и больно. – Ты решил поиздеваться надо мной? Среди толпы пьяных животных, я меньше всего ожидал этого от тебя! Ты называл себя моим другом! Да я тебе всё рассказывал, а ты…
— Тебе, кажется, надо проветриться, – спокойно сказал Юра, отмахнувшись от обвинений, – ну-ка поднимайся!
Он схватил Тору за промокший в следах алкоголя рукав и потянул на себя. Тору, несмотря на темноту, заметивший «бабочковый» румянец на его щеках, поддался и вяло зашагал за ним. Его мучила обида и острейшее чувство несправедливости. Ему хотелось прямо здесь и сейчас провалиться под пол и навсегда исчезнуть, но интерес к заставлял Тору идти вслед за Юрой. Он пытался расслышать за шумом шарканье собственных ног и чужие резвые шаги.
— Куда ты такой невыносимый, а? Ну почему ты такой?
Выйдя на улицу, Тору глубоко вдохнул тишину, создаваемую монотонным воем машин. Рев моторов был намного приятнее стучащей по вискам музыки. Тору смотрел на лицо Юры: тонкая, чуть бледная, кожа легко пропускала льющийся изнутри свет. Светлые глаза, светлые волосы, светлый голос, душа и смех – весь он выглядел слишком чистым, уже не похожим на клише ангелом, пришедшим не из этого мира не для этого мира. Тору и раньше видел людей славянской внешности, но ни один из них, пусть ещё более голубоглазый и беловолосый, не был похож на проснувшуюся на небе звезду. Тору смотрел на Юру и не понимал, стоит ли перед ним в самом деле живой человек: бледные волоски, рассыпанные по лицу, поблескивали в лучах фонарей и отдалённо моргающих фар. Юра по-прежнему выглядел отмеченным смертью ребёнком, но смерть его не представлялась Тору безобразной. Никаких костлявых рук и чёрных одеяний, лишь неугасаемое серебряное свечение, поднимающее незапятнанную душу над незапятнанным телом.
Тору блаженно вздохнул: дружить с таким, как Юра, казалось настоящей удачей. Был ли он достоин? Они никогда не касались друг друга, и у Тору не было шанса ощутить теплоту чужой кожи. Он мог, основываясь на догадках и наблюдениях, только предполагать, что Юра ещё не был мёртв – об этом говорил лишь коснувшийся щёк румянец. Мёртвые не краснеют.
Поняв, что Юра смотрит в ответ, Тору отвернулся, попытавшись состроить самое непринуждённое выражение лица. Ему показалось, что от усилий мышцы вокруг глаза задёргались. Он неуклюже сел на стоящую рядом одинокую лавку. Деревянные панели неприятно скрипнули, лежавший под ногами окурок размок в следах густой слюны. Тору наступил на него ботинком – бумага бычка расклеилась и обнажила глубоко впитавшиеся в неё размохрённые волокна. «Снаружи всё выглядело не так удручающе», – подумал Тору. Будто в самом деле кто-то сгнил изнутри.