— И ты её целовал? – спросил Тору.
— Не только.
— А как целовал?
— В смысле? – Юра вопросительно поднял бровь. – Тебе показать или что?
— Не надо, – цокнул Тору, – просто спросил, как друг друга. Потому что сам вчера по полной облажался.
— Да в первый раз всё так, – ответил Юра, покашляв. После приступа смеха его голос звучал более хрипло, чем раньше, – ну так себе, не знаю. Не знаю, как сказать. Как у неудачников. И думаешь потом, что это ты неудачник, а это всего лишь первый раз. И переживать даже не надо.
«Даже первые попытки самоубийства бывают неудачными, – вспомнил Тору, – как у Осаму Дадзая. Делает ли это его неудачником?»
— Я был пьян.
— Тем более, – Юра зевнул и потянулся. Его позвоночник приятно хрустнул. – В универ надо.
— Ты пойдёшь? – удивился Тору. Юра пропускал пары, будучи совершенно трезвым и бодрым, а сейчас решил поиграть в праведного студента?
— Конечно.
— Серьёзно? У тебя сколько пропусков по циклу?
— Как раз спрошу, – пожал плечами Юра. Тору едва не присвистнул от его восторженно-горделивой наглости, – у препода. Староста устал считать, наверное. Но тут мало, в прошлый раз было семь, по-моему.
— Из четырнадцати?
— Из двенадцати, – поправил Юра. – Пора браться за ум.
Он закинул на плечо рюкзак и вышел из комнаты. Тору последовал за ним, ворча и причитая.
На занятиях он едва держал глаза открытыми – стены университета действовали на него лучше любого снотворного. Всё утро Тору был бодр и почти весел, но, поднявшись на третий этаж учебного корпуса, понял, насколько ошибался насчёт своих сил. Юра же, напротив, сидел как никогда ровно, отвечал на вопросы и даже писал конспект. В последний раз он видел такое его стремление в самом начале года. Тору успел ему позавидовать, бодрость была настоящим сокровищем: часть гостей вчерашнего вечера, которая сумела добраться до университета, едва справлялась с похмельем.
— Выглядишь как заядлый трезвенник, – поделился он. Юра щёлкнул ручкой и, размяв пальцы, кивнул:
— Я и есть трезвенник, – он снова шумно кашлянул, заставив лектора ненадолго замолчать.
Тору взбодрился, но в сторону преподавателя не посмотрел: после истории Танаки Иори он опасался любых взаимодействий с «людьми учебными».
— Весь день кашляешь, – заметил Тору, – весь народ так распугаешь. Заболел что ли?
— И к лучшему, что распугаю, – Юра подчеркнул что-то в конспекте: создавалось впечатление, что он действительно слушал донельзя скучную лекцию. – Ты-то не пугаешься.
— А я привык.
— Это бронхит, – объяснил Юра, – в детстве забили на него, говорил же уже.