Челюсть Кэмдена напряжена, и он не отводит глаз от моего лица, отвечая другу.
— Она та девушка с пляжа.
Теперь настала очередь Сойера выглядеть удивленным.
— Тебе нравится трахаться на пляжах, красавица? — Джексон нагло лыбится, подмигивая мне.
— Я была под кайфом, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Кэмден перестает пялиться на меня достаточно долго, чтобы уставиться на Джексона. Напряжение разливается в воздухе.
— Не хочешь уточнить?
Джексон ухмыляется, и мои руки сжимаются в кулаки по бокам.
— Она была со мной в субботу вечером. И она бы прыгнула на мой член, если бы ее телохранитель не помешал.
— Ты первый поцеловал меня! — протестую я.
— Ты поцеловала меня в ответ!
Мои кулаки зудят от желания стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.
— Я не знала, что делала!
— Так вот почему я нашел тебя по колено в море, посреди ночи, а соски торчали сквозь шелковый халат? — рычит Кэмден прямо мне в лицо. — Ты тогда тоже был под кайфом? Или это была какая-то жалкая попытка покончить с твоей жалкой жизнью?
— Моя жизнь не жалкая, — вру я, делая шаг назад, ударяясь икрами о край подиума.
— В записке, которую ты мне оставила, говорится об обратном. — Он достает из кармана скомканный листок, разворачивает его и сует мне в лицо. Прежде чем я успеваю схватить его, Сойер выхватывает листок из руки Кэмдена. Джексон наклоняется через его плечо, и они оба читают ее, пока мы с Кэмденом стоим лицом к лицу, прожигая друг друга взглядом.
— О, ты подарил ей драгоценное воспоминание, Кэм, — дразнит Джексон, хлопая приятеля по спине. — И как это было для тебя?
— Ничего особенного, даже меньше, чем ничего, — холодно отвечает Кэм, тем самым проделывая дыру в моем сердце. — Я не трахаю девственниц, и не просто так. Они совершенно не знают, что делать.
Мои щеки вспыхивают, когда Джексон и Сойер хихикают.
— Я должен был просто оставить тебя в море и оказать миру услугу.
Боль пронзает мою грудь, затрудняя дыхание.
Что за придурок говорит такое тому, кто был склонен к самоубийству?
— Это была ошибка. Мы оба можем согласиться с этим. Нет необходимости в этих воспоминаниях. — Я протискиваюсь мимо него, отчаянно желая выбраться отсюда, прежде чем скажу что-то, о чем пожалею.
— Кто, черт возьми, сказал, что ты можешь уйти? — рявкает Кэм, хватая меня за руку и останавливая.
Тепло просачивается от его кожи к моей, восхитительная дрожь пробегает вверх и вниз по рукам, и я ненавижу то, как тело с таким энтузиазмом реагирует на его прикосновения. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но она крепка, и чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он сжимает мой локоть.
— Ой.
Я вздрагиваю, когда его ладонь давит на нежную кожу.
Он задирает рукав моей куртки и рубашки, проводя пальцем по существующим отметинам на бледной коже.
— Ты это сделал? — спрашивает он Джексона, его лицо и голос безразличны.
— Нет, — отвечает он, протягивая букву «Т». — Ставлю все деньги на придурковатого жениха.
— Кто это с тобой сделал? — спрашивает Кэм.
— Какого хрена тебя это волнует? — выплевываю я.
— Я не знаю. Речь идет о сборе информации.
Я заливаюсь смехом, все еще пытаясь вырвать у него свою руку.
— И какого черта я должна помогать тебе с этим?
Дерзкая усмешка украшает его рот.
— Ты поможешь. Поверь мне. Ты будешь делать в точности то, что мы скажем.
— Ты бредишь.
— А ты глупая, наивная девчонка, которая думает, что может играть в высшей лиге.