Я качаю головой и толкаю его в плечо.
— Давай, Ромео. Впусти нас.
Тяжелая деревянная дверь легко распахивается, как только Гейб поворачивает ручку. Дом такой же безупречный, как и всегда. Сверкающие белые плитки в фойе заставляют двойные величественные лестницы выделяться на фоне голых стен. Круглый стол из красного дерева между ними идеально сочетается с деревом по всему дому, в то время как ярко-желтая с розовым цветочная композиция, стоящая на его поверхности, придаёт комнате яркий колорит.
— Ух ты, — говорит Зак, оглядывая большое пространство. — Если MTV когда-нибудь решит возродить «По домам!»1 и захочет приехать ко мне домой, я привезу их сюда. Этот дом позорит мой собственный.
— Я уверена, что это не так. Не могу дождаться, когда увижу твой дом, — говорю я.
На его лице появляется широкая улыбка.
— Скоро.
Звук высоких каблуков, стучащих по полу, сразу же привлекает мое внимание и я напрягаюсь.
— Господь всемогущий, неужели я слышу здесь мою Обри?
Мама появляется в комнате в розовой юбке до колен и такой же блузке, ее жемчуга, обёрнуты вокруг шеи и выставлены на всеобщее обозрение. Каштановые волосы свободно падают на плечи, и она как всегда выглядит очень собранной. Я улыбаюсь, кладу сумочку на стол и шагаю в ее протянутые руки.
— Привет, мам.
Она похлопывает меня по спине.
— Дорогая, я так рада тебя видеть. Позволь мне взглянуть на тебя. — Она отступает назад и хватает меня за запястья, эффективно отводя мои руки от тела еще раз. — Чарльз, дорогой, ты должен пойти поприветствовать нашу неожиданную гостью!
Я замираю, когда мама зовет отца. В одно мгновение появляется мой отец, одетый в брюки хаки и рубашку с длинными рукавами на пуговицах — его обычный повседневный воскресный наряд. Темные с проседью волосы аккуратно подстрижены и уложены так, словно он застрял в восьмидесятых.
Судья улыбается.
— А вот и моя маленькая принцесса. Почему ты не сказала нам, что приедешь, дорогая?
Меня передергивает от того, что он назвал меня своей принцессой. Это лишь подтверждает слова Зака о том, что я избалована.
— Рада видеть вас, Судья. — Я шагаю в ожидающие объятия отца.
— Дорогой, не мог бы ты заплатить бедному таксисту, чтобы он мог уехать, — говорит мама папе, сжимая свои жемчужины, и я мгновенно вырываюсь из его объятий.
— Вот, держите, молодой человек. — Папа тянется за бумажником, и я качаю головой, кладя ладонь на его руку, останавливая ее на полпути. — Не глупи, Обри. Я заплачу.
Без предупреждения судья делает пару шагов к Заку и сует ему в руку пачку денег. Брови Зака поднимаются, когда он смотрит на деньги. Мое лицо горит, и я знаю, что это пятьдесят оттенков красного. Мне стыдно, что моя семья думает, будто мой мужчина — всего лишь наемный работник. Я хочу заползти в нору и умереть.
Я протягиваю руку и касаюсь плеча отца.
— Нет, папа. Он не водитель такси. Это Зак, мой парень.
Судья в замешательстве сдвигает брови.
— Парень? Дорогая, я ничего не понимаю. Ты видела этого человека? Я думал, мы с твоей матерью воспитали тебя лучше.
— Папа, пожалуйста! — Я ругаю своего отца, а во мне закипает гнев за то, что он так обошелся с человеком, которого я люблю. Я подхожу к Заку и обнимаю его за талию, а он кладет руку мне на плечи. — Я люблю его и была бы признательна, если бы вы все отнеслись к нему с тем же уважением, с каким и он ко мне. Кроме того, он не какой-то там бродяга с улицы, он…
Зак поднимает руку с деньгами, обрывая меня на полуслове.
— Пусть он думает обо мне, что хочет. — Зак быстрым движением засовывает деньги моего отца в передний карман джинсов, и мое сердце громко стучит, зная, что это его способ сказать моему отцу, чтобы он отвалил. — В конце концов, он — Судья.
Судья прищуривается и поднимает указательный палец на Зака, готовый выстрелить угрозами, как всегда делает, когда ему бросают вызов. Я хватаюсь за бок своего мужчины, готовясь к гневу отца.
И тут слышу, как моя мать ахает, мой рот открывается как раз перед тем, как она обмякает и падает на пол. Она никогда не любила конфликты, теряя сознание при малейшем стрессе.