— Так почему же моя фамилия так забавна? — ей богу, она зародила во мне комплексы.
— Ну Горький… Как кончик у огуречка! — и снова заливисто смеётся. А потом слегка краснеет, прикрывая улыбку ладошкой.
— И это все?
— Ну, тут ещё ассоциативный ряд сработал, но я тебе рассказывать не буду!
Она резко спрыгивает со стола, и её нереальные волосы взмывают розовым облаком над головой. Я снова залипаю на это действо. Вот странное дело, когда только началась вся эта мода на самовыражение и броские цвета, мне казалось это ужасно безвкусным. А Майя — вкусная. Даже слюна течет.
Разметавшиеся волосы разносят по кабинету сладкий экзотический запах, и я до предела заполняю им свои легкие. Слюны становится больше. Жа́ра больше. Желания. Черт, я же не железный! И так вел себя, словно евнух, проводя в постели с полуголой девицей несколько вечеров подряд. И ни одного поползновения. Хотя, когда она переплетала свои голые ноги с моими, и укладывала голову на плечо, клянусь, думал, подо мной ад разверзся и уже поджаривает на медленном огне.
Но сейчас-то уже ничего не мешает, да? Ни болезнь, ни драный кот, возомнивший себя повелителем квартирных дел.
— Может, сходим куда-нибудь вечером? — это предложение давно вертится у меня на языке.
— Я сегодня работаю, — дует она губы.
Ах да, эта ее дурацкая работа.
— Опять свинкой?
— Ага. Аж дважды за вечер! А завтра вообще весь день расписан… Может, пообедаем в воскресенье? Я после утренника буду.
Непроизвольно поджимаю губы. Я искренне ненавижу эту огромную ростовую куклу, но при мысли о том, что Майя будет вытанцовывать перед чужими мужиками даже в этом слое поролона, что-то свербит в груди. Собственничество, да-да.
— И что это значит? — обводит она пальчиком контур моего лица в воздухе.
— Что?
— Твои брови, Фрида! — смеётся она. — Снова сошлись и угрожают мне!
— Глупости, — отмахиваюсь я, тем не менее, очерчивая их указательным и большим пальцем, словно разводя по своим местам.
Никогда не замечал такой своевольности за этими двумя, что сейчас-то началось?
— Так что? — возвращает свое внимание на меня, склоняется над столом, опирается на него ладонями. — Воскресенье? Обед?
Она смешно проводит плечами, словно сейчас пустится в пляс. И я снова вспоминаю, какие дикие танцы застал в приемной, выглянув на душераздирающие вопли. Думал, там, по меньшей мере, нашествие осипших кошек прибыло, но нет, меня еще можно удивить. Особенно своей пластичностью. И улыбкой. И волосами. Ох уж это волосы. Мой. Личный. Фетиш.
— Хорошо, — улыбаюсь розоволосой нимфе. — В воскресенье.
— Ну, я тогда пошла? — мягко улыбается мне в ответ.
— Иди.
Она отталкивается от стола, вновь обдавая меня своим сладким запахом, и разворачивается к двери.
— Стой, так что на счет фамилии и ассоциативного ряда? — спрашиваю в ее спину.
— Ну, думаю, в отличие от огурцов, твой кончик совсем не горький! — выпаливает и бежать.
Звонкий девичий хохот доносится до меня из другого конца офиса и вызывает лишь очередной прилив тепла. Безбашенная девчонка с очень острым язычком.
Нельзя так с мужчинами. Нельзя.
Рабочий телефон оживает на столе.
— Да?
— Это правда? — тягуче спрашивает Серёгин. Доложили, значит, уже.
— Что именно? — не ведусь на его инсинуации.
— Стриптизерша средь бела дня!
— Она не стриптизерша. Она аниматор! — непроизвольно повторяю слова Майи.