— Гм. … — недовольно хмыкнула мама и заметно помрачнела. — Выглядят они отлично, да и денег куры не клюют, это уж точно. Но я за них боюсь, Роза. Впутались в какие-то темные делишки, в какую-то грязь. Они плохо кончат, Роза, нутром чую. Да и живут со шлюхой. Они тебе говорили? Спят втроем в огромной постели, привезенной на заказ из-за границы. Спаси и сохрани, Пресвятая Дева! Трое в одной постели!
— Вряд ли они смогли бы спать порознь, мама, разве не так?
Мама скроила презрительную гримасу.
— Не нравится мне это. Роза. Такой позор для всей семьи — сыновья Фьоре живут с грязной потаскухой. Бьянкамария Оссобуко! Да во всей округе не найдется мужчины, который бы с ней не спал. Она же берет меньше всех. У нее даже нет постоянных клиентов. А мои сыновья ввели ее в свой дом, как будто она знатная дама. Позор. Стыд и позор. Ноги ее не будет в моем доме. Я им так и сказала. Не пущу. Пусть даже и не приводят. Не пущу, и все тут.
— По-моему, ты несправедлива, мама. Если они с ней счастливы, нам должно быть довольно этого. Бедным мальчикам выбирать не приходится. Давай не будем про это забывать.
— Вот и Луиджи говорит то же самое. Но я не могу. Роза. Не могу с этим смириться.
Глава 5
За неделю я настолько окрепла, что выбралась в город. Стоило мне выйти на площадь, как меня окружили школьники в форменной одежде и стали приплясывать вокруг.
— Роза Фьоре вернулась домой. Это Роза Фьоре. Роза Фьоре. Роза Фьоре, — щебетали они писклявыми голосами.
Как странно: юное поколение знает, кто я такая, хотя я уехала отсюда, когда их родители еще сами были детьми. Но даже не это самое удивительное. История моей жизни превратилась в народное предание, и бабушки рассказывали ее внукам, сидя долгими зимними вечерами перед горящим камином. В одних версиях я убегала с бродячим цирком, отправлявшимся на полуостров: в других становилась пиратом, как мой предок Паскуале Фьоре: в третьих и вовсе оказывалась в Париже, где меня ждала слава знаменитой танцовщицы с сомнительной репутацией. Ни в одной из версий я не садилась в автобус до Палермо и не работала библиотекарем. Как бы то ни было, дети очень обрадовались, когда увидели, что живая легенда ходит среди них, живет и дышит.
Пересекая площадь, я заметила падре Франческо. Он как раз входил в chiesа. За эти годы он сгорбился и поседел. Я ни разу не исповедовалась после того дня, как священник онанировал под впечатлением от моих занятий сексом, в то время как мой любовник уже лежал мертвый, потому что его родной отец собственноручно перерезал ему горло.
Я медленно поднялась на холм, к кладбищу. Легкие все еще болели от усилий, приходилось останавливаться и отдыхать. Я распахнула ворота кладбища, и тут же нахлынули воспоминания. Я вспомнила, как много лет назад, в день похорон, лежала на земле перед этими самыми воротами, потому что внутрь меня не пустили. Тогда легкие тоже болели — от бесконечных рыданий.
Я шла мимо рядов белых надгробий с надписями и фотографиями. Мертвые смотрели на меня и улыбались. Интересно, когда люди фотографируются в студии, они думают о том, что снимок пригодится для памятника?
Я направилась прямиком к могиле Бартоломео. Она была ухожена: камень отполирован, нигде ни пылинки. Ни один сорняк не проник из-за ограды. На других могилах лежали искусственные цветы вопиющего синего и красного цвета; здесь же лежали свежие, со вкусом подобранные и явно принесенные этим утром. Интересно, кто здесь за всем ухаживает? Мне очень хотелось поблагодарить этого человека.
Я опустилась на колени перед могилой моего Бартоломео. Трудно поверить, что со дня его смерти прошло так много времени. После возвращения мне стало казаться, будто это случилось совсем недавно. Я провела рукой по надписи на камне: его имя, даты рождения и смерти. Края букв уже не были острыми, их сгладило.
Тех зим, которые я прожила без него.